Тибет и Далай-лама. Мертвый город Хара-Хото - Петр Козлов

Хребет Ала-шань[133], простираясь в направлении близком к меридиональному, выступает зубчатой стеной, украшенной лесом и ковром альпийских лугов, и отделяет выжженные равнины Ордоса от еще более бесплодной пустыни Алаша. Горы расположены конусообразно, быстро поднимаясь над пьедесталом, причем гребень массива достигает трехверстной высоты. Наивысшая, средняя часть хребта несет обыкновенно притупленные вершины, тогда как более низкие окраины выделяют скалы и пики, иногда напоминающие по форме китайские башни прежних отдаленных времен. Омывая с востока основную часть алашанского массива, река Хуан-хэ как бы разрывает его на две части и обособляет северное крыло гор, имеющее за рекою заметное уклонение на восток.

Глубокие ущелья с отвесными каменистыми склонами врезаются в гигантский вал хребта, образуя вместе с поперечными и продольными седловинами самые сложные сочетания. На дне этих ущелий, в особенности на западном, более многоводном склоне гор, наблюдаются ничтожные ключи и колодцы, большею частью с пресной водой, а иногда с примесью сероводорода. В огромном большинстве случаев ключи содержат лишь самое минимальное количество влаги и вскоре пересыхают; несмотря на это, в них нередко встречаются мелкие рыбки из рода Nemachilus [по-видимому, голец], возможность существования которых кажется действительно довольно загадочной, в особенности если принять во внимание, что во время продолжительной засухи ключи часто пересыхают совершенно[134]. Около воды имеются полянки свежей зелени и пашни и огороды китайцев, обнесенные глинобитными стенками, вероятно для защиты от монгольского скота.

Дорожа водою, туземцы окапывают ключи и ограждают их камнями, чтобы они не растекались по равнине; кроме того, выкапываются водоемы и пруды, из которых по мере надобности пускают воду, необходимую для поливки хлебов.

Как в самом княжестве Алаша, так и на территории Ордоса, с каждым годом растет экономическое порабощение монголов китайцами. Захватывая все лучшие участки земли не только в горах, но и в прилежащей с востока к горам части долины Желтой реки, устраивают образцовые хозяйства, окружают их целыми системами каналов искусственного орошения, а своих добродушных соседей – монголов – вытесняют в глубину бесплодной пустыни. Кроме земледелия, китайцы занимаются добычей каменного угля, зачастую присваивая каменноугольные залежи, принадлежащие алаша-цин-вану, и хищническим истреблением леса. На склонах хребта Ала-шаня нет теперь, кажется, такого ущелья, где бы не стояли группами фанзы, где бы не раздавался стук топора и не мелькали светлые пятна подрубленных стволов.

Промышленники проникают до самого верхнего пояса гор, не щадя ни одной породы деревьев, раз дерево достигло известного определенного возраста[135], и только недоступные дикие скалы сохраняют неприкосновенным переросшее дерево. Повсюду среди леса видны дороги, предательские тропинки, приводящие часто к головокружительным крутизнам, откуда сталкиваются в пропасть бревна и жерди. С более богатого растительностью западного склона хребта лес доставляется в Дын-юань-ин, с восточного – в Нин-ся. Если принять во внимание ежегодную, ничем не ограничиваемую убыль леса, то станет понятным, почему систематически пересыхают ключи и колодцы Ала-шаня, почему оазис Дын-юань-ин беднеет водою и почему, наконец, монгольскому населению в самом недалеком будущем грозит полное разорение.

Н. М. Пржевальский[136] также отмечает эксплуатацию китайцами лесных богатств Ала-шаня: «Целые сотни китайцев из г. Нин-ся занимались рубкою леса. Едва, едва мы могли отыскать небольшое ущелье, в котором не было дровосеков, и то лишь по неимению воды». Через двенадцать лет тот же путешественник писал: «Леса, которые покрывают собою средний пояс как западного, так и восточного склона Алашанского хребта, со времени усмирения дунганской смуты сильно истребляются китайцами и уже много поредели. Также усердно преследуются местными охотниками здешние звери – куку-яманы, кабарга и маралы. Словом, теперь Алашанский хребет был далеко не таким девственным, каким мы нашли его при первом посещении Ала-шаня в 1871 году. Тогда, благодаря разбоям дунган, эти горы целый десяток лет стояли безлюдными, леса росли спокойно, и звери в них множились привольно»[137].

Скудность водных источников и сухой климат Алаша заметно отражаются на растительной и животной жизни гор, представленной вообще довольно бедно[138]. По характеру растительности, преимущественно западного склона, Ала-шань можно разделить на три зоны: нижнюю, или подножье, со включением степных форм растительности, среднюю, или лесную и самую высшую – альпийскую.

Из деревьев нижней зоне свойственны: редкий корявый вяз (Ulmus pumila) и дикие слива и персик (Prunus tomentosa [Serasus tomentosa], Р. sibirica [Armeniaca sibirica] и Р. mongolica), а из кустарников: желтый шиповник и роза (Rosa pimpinellifolia, R. xanthina), золотарник (Сaragana pugmaea, С tragacanthoides var. villosa, C. jubata ver. seczuanica [C. jubata Poir.]), реже ягодный хвойник (Ephedra eqmsetina); ниже, у подножья, обильно растет колючий вьюнок (Convolvulus tragacanthoides), а также колючий острокильник (Oxytropis aciphylla).

Из трав в описываемой зоне преобладают: воронец (Polygonatum officinale), сибирский истод (Polygala sibirica), ревень (Rheum uninerve, R. racemiferum), чабер или богородская трава (Thymus serpyllum), Peganum nigellastum; дикий горький лук (Allium sp.) произрастает во всех зонах; ломонос (Clematis aethusifolia, С. sibirica и С. macropetala) капризно вьется по кустарникам, преимущественно в устьях ущелий; резуха (Androsace alashanica [А. alaschanica], А. septentrionalis, А. sempervivoides и А. maxima) лепится по скалам. Повыше, а иногда и здесь встречаются: первоцвет (Primula cortusoides), молочай (Euphorbia esula), Agropyrum cristatum, очиток (Sedum hybridum), ковыль (Stipa orientalis и S. inebrians), перловник (Melica scabrosa), кресс (Lepidium micranthum [L. apetalum]), козелец (Scorzonera carito, S. austriaca) и много других растений.