58-я. Неизъятое - Анна Артемьева

* * *

Бараки в лагере большие, длинные. В мýжские-то мы не заходили, а в женских общие нары, очень хорошо. Паровое отопление было, электричество! В поселке не было, а в лагере уже. Матрасы ватные. И простыни были, и подушки, и одеяла!

У кого-то отдельные занавески — вдруг к женщине мужчина зайдет? Ну, понятно, что не пускали, а вдруг зайдет? На минутку.

* * *

Особо-то мы с заключенными не разговаривали, только на приеме. Орлова, врач, рассказывала: «С работы меня вызвал: «Пойдем, поговорим», сразу в машину, смотрю — не я одна, много-много народа, этап — и в Коми». А за что, не знает. И я не знаю. Шибко-то тоже неудобно спрашивать. Особой жалости у меня к ним не было, работали они хорошо.

Нет, ареста я не боялась. Я же никакого преступления не делала! И они не делали. Четыре тысячи — неужели все убивали людей?

Как мы с мужиком моим познакомились? Ну что, я молодая, он молодой — на 15 лет старше был. Мы в столовую ходили обедать. А он работал там.

Казимир с юга был, с Житомирской области. Было у него 10 лет, за что — сам не знает. Вроде бы незначай или взначай, по договору или спьяну подписал разрешение выдать полкуба досок. А брат его, агроном, сидел за машину свёклы, которая сгнила. Но тот дома у себя сидел, на Украине. Долго сидел.

Ну вот, раз пообедали, два… Я и понятия не имела, чтобы познакомиться с кем-то. Но люди молодые, смех, шутки… Один раз кончила прием, собираюсь домой ехать, он говорит: давай я тебя на лошадях отвезу. Он уже вольный был, жил уже за зоной, квартиру снимал, в лагере работал снабженцем. Я говорю: у нас автобус будет.

— Нет, я тебя довезу.

Ну, довез, говорит:

— Я хочу к вам зайти.

— Нечего тебе тут искать.

А у нас праздник был, друзья, полный стол, самовар стоит…

Я побежала от него быстро, на крючок дверь закрыла. А зачем ему ходить-то сюда? Я особо не симпатизировала ему, так только, по-дружески.

Агния Зелинская с мужем Казимиром, бывшим заключенным. Устьвымлаг, середина 1940-х

Мама стала ругаться:

— Ты что человека не пускаешь?

— Чего ему здесь ходить, — говорю. А у меня кавалер был, да женился. Подумала — раз пришел, может, это мне такое утешение. И открыла. Потом гости кое-кто ушли, а кое-кто остались. И Казимир остался. Утром говорит: «Я хочу жениться». Я ничего не сказала. Остался он у нас — ну и все.

Нравился ли он мне? Сама не знаю… Четверо детей мы с ним вырастили. Не нравился бы — так бы и не пошла.

Конечно, пока детей не было — были счастливые. Казимир грамотный был! Когда в армии служил, у какого-то большого начальник писарем был. Писал красиво. И говорил хорошо.

Он откровенный был, маме рассказывал, как в лагере жил. А я не спрашивала. Че я спрашивать буду? Я ж вижу: там поят, кормят, нόчлег есть…

* * *

Скоро Казимира отправили за Усть-Кулом, сначала начальником снабжения, потом начальником лагеря, я там медсестрой устроилась. В Усть-Неме мы пожили, в Вожаеле (лагерные поселки. — Авт.). Вместо домов там были бараки, вместо стен — занавески. И заключенные там жили, и мы. Потом построили деревянное здание, контору, мы туда переехали. Потом около Айкино жили, в лесу. Там были одни ссыльные немцы. Рассказывали: приехали, первый день ночевали на земле возле костра. На второй день построили из толя домик, железную печку поставили, там и жили. Потом один домик появился, второй, магазин, бараки. Баню построили, магазин. За четыре года — такой большой поселок!

Война начáлась — а у меня вот такой живот. Скоро дочку родила, она померла уже.

Ой, война… Сейчас как вспомнишь — в обморок упадешь. Так страшно было. Кто ружье мог держать — всех на фронт. А ссыльные на фронт не пошли. Черт знает, какие люди. А я медсестрой работала. Мне что: приходят, кто руку порезал, у кого заноза. Одна я там была. Потом лагерь расформировали, мы переехали. Далеко, на пароходе ехали.

* * *

Вот Ленина убили — очень жалели, это я помню. А про перестройку и что сажали несправедливо — это я не могу сказать, не слышала. И про Сталина не знаю, умер — так плакали, ревели. Про Берию — слышала, что он враг. Мой-то понимал, что он враг. Так-то он не говорил, но я по себе чувствовала, по его взгляду, по разговору. Он все радио слушал, ночей не спал. Потому что у него брат и пятеро сестер — все попали сюда.

Сколько безвинных сажали… Не могу понять, как, что, чего.

1940-е

ПЛАТЬЕ ДЛЯ ПРАЗДНИКОВ

«Молодая, я одевалась. На работу, конечно, ходила в простеньком, а из лагеря придешь, переоденешься — и гуляешь. Или в праздник, праздников ведь много есть. Я в магазин мало ходила, больше мужик мой. Он грамотный, бывший заключенный. Все покупал мне: и одёжу, и платья, и туфли. В Усть-Неме материал купил, качество было очень хорошее. Фасон швейка придумала, по журналу мод».