Апостолы - Наталья Точильникова

Китайцы остановились в полутора метрах от трона и преклонили колени.

— Ничего себе, бунтовщики! — заметил я.

— Конечно, бунтовщики, — шепнул Варфоломей. — Перед императором следует трижды встать на колени и совершить девять земных поклонов, а не просто коленопреклонение, как перед каким-нибудь мелким чиновником. Правда, потомки Юань Шикая отменили земные поклоны — и вот результат. Совсем распустили народ.

Эммануил сделал им знак подняться. Китайцы встали и поклонились еще раз.

— Как ваши имена? — спросил Господь.

— Вэй Ши, — с поклоном представился китаец потоньше и помоложе. Он имел пухлые губы и тонкий нос, насколько вообще можно назвать тонким нос китайца, и носил очки, которые, впрочем, пред очами государевыми были торопливо сняты и запихнуты в карман джинсов так, что одна дужка непокорно осталась висеть снаружи. По-моему, такой человек был бы уместен в компьютерной фирме за монитором.

— Ли Сяо, — поклонился его собрат. Этот был полнее и впечатление производил более солидное.

— Может быть, уйдем, — предложил Марк. — Это не для нас.

— Ничего, останемся, — возразил Иоанн. — Поверь, так будет лучше.

Господь принялся внимательно изучать посетителей.

— Я вас слушаю, — наконец сказал он.

— Вот наши требования, — сказал Вэй Ши, и с поклоном подал Эммануилу аккуратную свернутую бумагу.

Господь даже не пошевелился.

— Требования? — одними губами переспросил он и слегка приподнял брови. Наступила пауза. Китаец выпрямился и нагло взглянул на Эммануила. Охрана за его спиной сделала шаг вперед. Господь предостерегающе поднял руку.

— Не нужно!

Потом посмотрел на Вэй Ши и Ли Сяо.

— Верно ли мне доложили, что эпитет «бунтовщики» очень обидел вас и ваших сторонников?

— Да, это величайшее оскорбление. Нас обвинили в сыновней непочтительности.

— Я уже собирался снять это обвинение, но разве почтительный сын может предъявлять «требования» к главе семьи? — и Господь взглянул на китайцев очень тяжело. Повисла тишина. По-моему, Эммануил пережимал. Он играл на грани фола. Неужели он собирался разгонять демонстрацию? Но, нет, видимо, он очень хорошо знал, что делает.

Вэй Ши посмотрел на Ли Сяо, и тот кивнул.

— Мы неправильно выразились, — объяснил худой китаец. — Это наше прошение.

И он снова с поклоном протянул бумагу Господу.

— Так не подают прошение государю! — резко сказал Эммануил.

Вэй Ши медленно опустился на колени, и Господь, наконец, принял бумагу и развернул ее.

— Гражданские свободы? Разве у вас их нет? Я не закрыл ни одной газеты. А то, что старые журналисты по привычке восхваляют меня, как раньше восхваляли наследников Юань Шикая — следствие их внутренней несвободы, а не моей цензуры. Кто мешает вам организовать собственное издание и писать там все, что вы хотите? Да вы это уже и делаете. В городе не сорвано ни одного дацзыбао. Так что я считаю вопрос исчерпанным. Относительно же организации новых студенческих изданий я готов поговорить с вами отдельно. Ведь вам понадобится поддержка. Как вы относитесь к этой идее? — и Эммануил посмотрел на коленопреклоненного Вэй Ши.

— Вы встаньте, встаньте! Вы же сейчас ко мне не обращаетесь.

Китаец поднялся на ноги.

— Так, дальше, — продолжил Господь. — «Чиновники-взяточники». Я очень благодарен вам за помощь. Я старался сохранить как можно больше постов за ханьцами, и потому люди недостойные тоже могли остаться на своих должностях. Разумеется, так быть не должно. Но мне нужны списки. Тогда я прикажу провести расследование по каждому отдельному случаю. У вас есть списки?

— Да! — Вэй Ши достал еще одну бумагу и, преклонив колени, отдал ее Господу. И я готов поклясться, что теперь китаец сделал это с энтузиазмом.

Эммануил пробежал глазами документ.

— Хорошо, разберусь. Так, относительно «бунтовщиков». Ну, что же, теперь я вижу, что вы не бунтовщики, и больше никто не посмеет вас так назвать. И, наконец, о том, чего нет в этом документе, но о чем все вы думаете, и что написано на ваших плакатах и в дацзыбао. Я имею несчастье не быть ханьцем. Признаться, это обвинение меня удивило. Я не ожидал от людей столь умных и образованных, как пекинские студенты, такой ограниченной политической идеологии. «Поднебесная империя» никогда не означала государство только ханьцев. «Поднебесная» означает «под небом», под всем небом — то есть вся земля. Помните надпись на Ланьетайской стеле[42]:

Но и во времена чжоусского государя У-вана[44] и при последующих династиях Всемирная Империя была лишь иллюзией и самообманом. Только теперь это становится реальностью. И конечно ханьцы, народ с пятитысячной историей и величайшей культурой, займут в ней достойное место. Возможно, самое достойное. А император — всего лишь Сын Неба. У Неба нет национальности. Я ответил на ваши вопросы, дети мои?

— Да, Тянь-цзы[45], — сказал Вэй Ши и поклонился. Ли Сяо последовал его примеру. И китайцы повернулись, чтобы уйти.

— Я вас не отпускал, — заметил Эммануил и кивнул охране. Парламентеры напряглись. — Я хочу, чтобы для моих гостей принесли скамью и чайный столик. Мне нужно обсудить с ними некоторые дела.

— Но… — попытался возразить один из телохранителей.

— И еще! Мне больше не нужна охрана.

Началось чаепитие. Бывшие бунтовщики робко присели на низкую, но весьма изящную скамью, которую принесли охранники, и Ли Сяо недоверчиво взял чашечку и предостерегающе посмотрел на Вэй Ши. Тот тоже не торопился пить. Эммануил с удовольствием отпил чаю и с удивлением переводил взгляд с одного на другого.