Апостолы - Наталья Точильникова

Я задумался.

— Знаешь, мне, наверное, нужно встретиться с Господом…

— Да, конечно, ты прав. Ты не обязан говорить то, что не предназначено для наших ушей.

Мы поднялись на поверхность. Уже совсем рассвело, и на улице было полно народа.

— Странно, — заметил Марк. — По моим расчетам сейчас должно быть часа четыре.

— Восемь утра, — возразил Варфоломей, взглянув на часы.

— Да, точно, — подтвердил я.

— Петр, — не унимался Марк, — когда ты очнулся, я посмотрел на часы. Было два часа ночи. Вы хотите сказать, что мы шесть часов бродили между мертвыми китайцами?

— Смотря по тому, как я хочу пить, может быть и шесть часов. Пойдемте, вон торговец гороховым напитком.

Варфоломей был абсолютно прав. Меня тоже мучила жажда. Этой самой зеленоватой гадостью торговали прямо на улице, и услужливый китаец налил нам по пиале. Гадость по вкусу очень отдаленно напоминала пиво. Мы закусили лепешками чуньбин и сразу пришли в себя.

Улицы уже запрудил сплошной велосипедный поток. По количеству велосипедов Пекин мог легко соперничать с весьма велофицированной Веной, и заткнул бы за пояс последнюю. К тому же обитатели европейской легкомысленной красавицы предпочитают возить велосипеды на крышах автомобилей на случай «пробки», а здесь для многих это единственный вид транспорта. Что, впрочем, совершенно не исключает «пробок», кои мы и имели несчастье наблюдать, когда приблизились к центру города.

Машины заполняли собою улицы, как детали картины-головоломки, и абсолютно никуда не двигались. Так что мелькнувшая у нас было идея поймать такси, отпала сама собой.

— Варфоломей, здесь, что всегда так? — поинтересовался я.

— Вообще, бывает. Но сегодня как-то особенно.

Через пару кварталов нам все стало ясно. Улицы были просто перекрыты, потому как к центру города двигалась демонстрация. Судя по возрасту и общей веселости, оная демонстрация состояла в основном из студентов и впечатление производила не очень серьезное. Хотя, с другой стороны, уж больно их было много! Я почитал лозунги: «Долой чиновников-взяточников!», «За гражданские свободы!», «Мы не бунтовщики!», и один, который мне особенно не понравился: «Срединному государству — ханьскую[40] династию!», то есть в смысле «Китаю — китайскую власть!». Вот сволочи!

Варфоломей долго, наморщив лоб, смотрел на это действо, пока ему под руку не попался продавец газет. Наш друг сунул ему монету и впился глазами в приобретенный печатный орган. Орган нес полную чушь. «Третий день студенческих протестов», — нагло утверждало название. «И Ман У Ли согласился принять представителей демократических организаций».

— Как, «третий день»? — опешил я.

— Посмотрите на число, — спокойно посоветовал Марк.

Число имелось. Двадцать пятое апреля. И это означало, что мы бродили «между китайскими мертвецами» не шесть часов, а шесть дней. Мы переглянулись.

— Марк, у тебя часы с датой? — спросил я.

— С датой… Двадцать пятое апреля, — подтвердил Марк с усмешкой смельчака, поднимающегося на эшафот.

— Господь с нас шкуру спустит, — озвучил я Марковы мысли.

Варфоломей вздохнул.

До дворца мы шли пешком, вместе с демонстрацией. То есть как бы вместе, а как бы и нет. Параллельно, вдоль стен домов. В том же направлении, но не с нею.

Дворцовую охрану мы миновали почти благополучно, если не считать того, что солдаты посмотрели на нас чересчур внимательно, а один из них сразу позвонил куда-то по сотовому. Зато, когда мы вошли в павильон, нас сразу поймал Иоанн.

— Вы, что, с ума сошли? — прошептал он и схватил Марка за руку. — Вы знаете, что существует приказ о вашем аресте?

— Нет, — спокойно сказал Марк. — Отцепись!

— Это из-за нашего недельного отсутствия? — поинтересовался Варфоломей.

— Если бы только! Вас кто-то оклеветал. Надеюсь, что оклеветал. По крайней мере, я в это не верю.

— Как оклеветал?

— Пойдемте, быстрее. Потом все расскажу. О вас уже наверняка известно, — и Иоанн потянул нас куда-то по лабиринту дворца.

Мы миновали несколько зданий, пересекли пару внутренних двориков и искусственных речек, пока Иоанн не затащил нас в бурый одноэтажный павильон на берегу миниатюрного прудика, украшенного растительностью и причудливыми камнями. Здесь ангелочек наконец вздохнул с некоторым облегчением.

— Ну, так, что случилось? — спросил я.

Иоанн приложил палец к губам.

— Тише! Это кабинет Господа.

— И ты сюда нас привел? Чтобы, сразу арестовали?

— Тише! Умоляю! Да поймите, что это единственный выход. Вас обвиняют в заговоре.

— Каком заговоре?

— Что вы собираетесь заманить Господа в ловушку и убить в сговоре с какими-то даосами.

Мы переглянулись. Иоанн заметил, разумеется.

— Так значит есть основания? — резко спросил он.

— Нет, конечно, — покачал головой Варфоломей.

— Тогда будет лучше, если Он выслушает ваши собственные объяснения. Он сейчас должен быть здесь. Пойдемте.

Мы прошли павильон насквозь. Окна противоположной стены выходили в небольшой внутренний дворик.

— Стойте! — шепнул Иоанн. — Опоздали!

Справа от нас у стены дворика в резном кресле из красного дерева, инкрустированного драконами, в лазурных императорских одеждах сидел Эммануил. Думаю, он нас не видел. Зато нам из полутемной комнаты можно было прекрасно наблюдать за происходящим. По дорожке, выложенной камнями разных оттенков от светло-серого до коричневого, образующих прихотливый узор, к Господу приближались два молодых китайца в джинсах и майках с иероглифами «минь го» — народное государство. За ними по пятам следовала охрана.

— Бунтовщики, — шепотом пояснил Иоанн.

Внутренний дворик был украшен довольно большими, почти метровой высоты, бонсаями[41] на плоских деревянных подносах на трех ножках: соснами и, кажется, вишней. Бонсаи располагались на возвышениях и возле пористой и ноздреватой искусственной каменной горки, выстроенной у противоположной стены садика. У подножия горки был маленький декоративный водоем с высоким белым камнем посередине. А над прудиком, словно в почтительном поклоне, склонялись тонкие ветви деревьев, и свисала похожая на осоку трава. Я подумал, что в такой умиротворяющей обстановке только и принимать бунтовщиков.