Канун - Михаил Зуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парень вернулся с пиалой. Жестами приказал сесть и выпить. Док сел, выпил. На вкус было похоже на лимонад. Парень взял его за плечи и на своих руках стал опускать на топчан. «Зачем, я что, сам не…» – удивился Док. И отключился.
В нос ударило нашатырем. Док открыл глаза. В комнате было ярко от солнечного света. Стоявший рядом парень закрывал склянку нашатыря с притертой пробкой. Док сбросил одеяло и сел на топчане, спустив ноги на пол. Парень достал из-под топчана утку и протянул Доку. Это было очень кстати. Еще бы полминуты, и сфинктер мочевого пузыря подвел бы его.
Парень принял утку из рук Дока. Док хотел было встать, но парень жестом остановил. Вынул из кармана штанов какой-то небольшой блестящий предмет, протянул. Док пригляделся – кусачки для ногтей. Недоуменно поднял взгляд на парня, но тот жестом указал Доку на кисти его рук. Док посмотрел. Ногти на руках стали длиннее на пять миллиметров, если не больше.
После стрижки ногтей парень позволил одеться и вывел Дока во внутренний двор. Док надел нательный крест, взял перстни. Надетые перстни свободно болтались на фалангах. Парень протянул Доку дымящуюся кружку – на этот раз без сюрпризов, горячее какао с сахаром. Док глотал какао, приходя в себя. Парень ушел в дом. Вернулся с деревянным ящичком, похожим на портфель-дипломат. Жестами показал – это ваше. Потыкал по своей ладони пальцем, будто набирал номер телефона, потом приложил к уху, затем убрал руку и поднял большой палец вверх. Удостоверился, что Док забрал рюкзак и непонятный чемоданчик, и проводил его на улицу. Прямо перед входом стояло такси. Док показал водителю отельную карточку, тот кивнул.
В номере Док сел за маленький стол, положил на него чемоданчик. Замков у чемодана не было, только один маленький крючочек, очевидно защищавший конструкцию от случайного открывания. Поднял крышку. В чемодане на красном бархате в специальных углублениях валетом – три и три – лежали дешевые молельные барабанчики, какие тоннами продают туристам на Тибете. Всего шесть штук. Док смотрел на новообретенное богатство, как парнокопытный на новые ворота, и не смог сдержать смеха.
Внезапно в голове прозвучал голос:
– Доброе утро!
Пиздец, галлюцинации. Что этот урод намешал в какао?
– Число «пи», – снова прорезался голос.
– Что число «пи»? – молча спросил Док.
– Число «пи» до пятнадцатого знака после запятой.
– Что до пятнадцатого знака?
– Возьмите листок бумаги в ящике стола, запишите число «пи» до пятнадцатого знака.
Охуеть, подумал Док. Взял бумагу, ручку. Написал: три – запятая – четырнадцать… Из-под его руки стали появляться какие-то цифры.
– Проверьте, – приказал голос.
– Как? – не понял Док.
– Интернет.
Док достал телефон. Взгляд на бумагу, взгляд в браузер. Снова – взгляд на бумагу, взгляд в браузер. Невольно прошептал:
– Охуеть!
– Не обязательно, – ответил голос. – Напишите номер вашего текущего счета в «Альфа-Банке».
У Дока закружилась голова, когда он сравнил результат с цифрами в мобильном приложении.
– Добро пожаловать! – сказал голос.
– Куда? В психушку?!
– Нет. В помощники, Док.
– Спасибо.
– Не за что, мой старший друг.
– Олаф?!
– Я рад, что теперь вы с нами на полных правах.
– Так что, теперь всегда будет так?!
– Нет, Док. Будет еще круче! Тот, который передвигает горы, сначала убирает маленькие камешки.
– Конфуций, Олаф? У меня голова кругом идет…
– Какая разница, Док. Привыкайте. Головокружение пройдет. Сила – останется.
– Давай пойдем погуляем! Совсем спать не хочется. Андрюша, давай, давай! – за ворот свитера вытягивала Андрея из-за рабочего стола Кадри.
– Сейчас-сейчас, только фразу закончу!
– Фраза твоя никуда не денется. По пути в голове закончишь, потом запишешь. Ты ведь на память не жалуешься?! Или всё уже, старенький дедушка, сыплется песочек, сыплется?
– Каа!
– Час ночи. Всё! Гулять-гулять!
День Кадри получился длиннее некуда. Встала в половине пятого. В пять выехала. Час пятнадцать ехала до Светиной птицефермы. В конце ноября на ферму завозили индюшек – целый загон набирался. Сидели, вес наедали. Но уже дня за четыре до Рождества разбирали всех до единой. Света позвонила вчера:
– Куда пропала, девочка моя? Твоя индейка тебя дожидается!
– Большая, теть Свет?
– Шесть кило. Устроит?
– За глаза, теть Свет!
– Давай, давай! Последняя осталась, только для тебя и берегла.
Здравствуй, Света! – кофе, сигарета, поговорить, индейку в багажник, чмок в щеку, еще поговорить – а уже без пятнадцати семь!
Быстро – в «Альфа-Мегу». Успела к семи – к самому-самому открытию. Думала – проскочу. А там полный дурдом, покупатели сегодня оказались умные с утра пораньше – кассы все до единой работали, но куда там! Предпраздничный разноязычный народ сметал с полок все, что есть. Продавцы в испарине гоняли туда-сюда служебный лифт на подземный склад, не успевая выкатывать все новые и новые телеги с товаром. Кадри забила всю задницу «рав-четыре» пакетами и ящиками – три тележки получилось, сама не смогла – рук только две, спасибо ребятам из магазина, помогли довезти на стоянку и погрузить. А уже восемь утра, куда только время девается!
Со всех ног – обратно в деревню. Это еще час десять. В девять пятнадцать взмыленная влетела во двор. Тормознула с визгом резины:
– Андрюша, солнце мое, разгружай!
Бросила машину с открытыми дверьми посреди двора, хвать индейку – и бегом на кухню! В девять сорок пять птица разделана, натерта маринадом и засунута в холодильник. Кадри вышла на веранду, села, закурила. Мариновать как минимум десять часов. Готовить потом в духовке еще два с половиной. И что имеем? А имеем, что еле успеваю к половине одиннадцатого вечера! Конечно, лучше бы в маринаде полсуток выдержать, но тогда все уж точно упадут в голодный обморок, и будет не Рождество, а не пойми что.
Блин, надо было еще раньше встать. И в магазин ехать в местный, что в Полисе, и не сегодня, а вчера вечером. Но вчера было лень. А теперь вот, Кадричка-девочка, пожинай плоды своей лени!
– Посиди, отдохни, вон, взмокла вся! – Марулла вышла на веранду с чашкой кофе для Кадри.
– Посижу, спасибо тебе большое. Дими будет сегодня?
– Сказала, не знает.
– Когда сказала?
– Я звонила двадцать минут назад.
– Не знает или не хочет?
– Кадри, да кто же ее поймет?