Его Высочество Ректор - Лючия фон Беренготт

Подруги Самойловой внимательно наблюдали, она же начала багроветь.

Я снова незаметно пихнула Майлса локтем. Дернув головой, он уставился на Самойлову… и расплылся в призывной улыбке, будто только сейчас осознал, как ему повезло.

Как вдруг попятился.

— Извини, но без подзарядки я тут не смогу, — пробормотал он…

И пропал.

— Майлс!

Я побежала за ним, понимая, что этот гаденыш сейчас провалит все дело, а достанется мне. Прокладывая себе путь локтями, добежала до выхода из зала и оказалась в комнате для фуршета. Мельком огляделась — нету. И Ника с этой стервой кудрявой тоже нет.

Черт, где этот идиот? Меня ж Самойлова с говном съест!

В принципе, не все так плохо — уговаривала я себя. Выглядит все, как если бы я приревновала Майлса к Самойловой, и он убежал. А я за ним. Все еще можно выкрутить…

Да где же он? Остановившись посреди коридора, заполненного разодетыми в пух и прах выпускницами, я сосредоточилась и подумала. Раз на фуршете его нет, значит подзаряжается он не алкоголем.

А где можно спокойно нюхнуть кокса в этом достойном заведении? Конечно же, в туалете!

Сориентировавшись, я поспешила налево по коридору, в сторону единственного на первом этаже туалета — того самого, где я любила уединиться с компроматом на Ника и его бывшую.

По мере моего удаления от зала для вручения дипломов, народу становилось все меньше, ритмы музыки глохли с каждыми поворотом за очередную бетонную стену, и под конец я уже шагала одна, почти в полной тишине.

Подойдя к мужскому отделению туалета, я постучала, уже готовая позвать этого придурка по имени…

— Сделай одолжение, выйди пожалуйста! — отозвались на мой стук из-за закрытой двери.

Совсем не голосом Майлса.

— Никки… почему?.. У тебя что, кто-то есть?..

Я замерла с поднятой для второго стука рукой. Всего лишь на одну секунду. А в следующую уже рванула дверь на себя, ослепленная никогда прежде не испытываемой яростью.

Мне было плевать, что это мужской туалет. Плевать, что там мог быть кто-то еще.

Потому что там был Ник. Мой Ник — с этой блондинистой, грациозной, вылощенной сучкой.

Почти ничего не видя из-за слез, я пнула дверь первой ко мне кабинки, боковым зрением подмечая Майлса, согнувшегося над гранитной столешницей.

Пнула вторую.

В третьей были они. Ник, прижатый к стенке кабины этой дрянью.

В миг потеряв силы и ярость, я отступила на шаг назад и уперлась спиной в столешницу раковин. Какое там вцепиться в волосы… Я и стоять-то с трудом могла, будто из меня разом выдернули жизненный стержень.

— Анжи… — слабо сказал Ник.

Потом опомнился, оттолкнул женщину и рванулся ко мне.

— Не подходи.

Он остановился, будто налетел на каменную стену.

— Анжи… Она… Я не хотел… Она…

— Пошел к черту, — кусая губы, процедила я. — Пошел. К черту.

Не знаю, как к черту, а из туалета он пошел. Изменившись лицом, замкнувшись в себе и оставив свою кудрявую сучку стоять в недоумении в кабинке мужского туалета. Через пару секунд и она, опомнившись, выбежала следом.

— Вот так-то, Майлс, — зачем-то сказала я, чувствуя вкус битого стекла во рту.

Качая головой, Майлс снова склонился над аккуратной, белой полоской кокаина, выложенной на черной визитной карточке.

Уже почти втянул в нос…

Нет, наркоман Ксюхе не нужен, отвлеченно решила я, шагнула к нему и стряхнула карточку на пол. Пусть хоть у кого-то будет сегодня нормальный вечер…

— Эй, ты что делаешь?!

Майлс в ужасе пялился на рассыпанный по полу белый порошок.

— Верну деньгами, не трясись. Идем танцевать!

Тон у меня, вероятно, был такой, что спорить Козлевич не посмел. Так и поплелся за мной унылой собачонкой.

Все кончено… все кончено… — крутилось в голове.

Я ведь не прощу измены. Я не их тех, кто прощает. И не делюсь своим.

Оказавшись на танцполе, оглушенная музыкой, я закачалась, запрыгала в волнах убойного ритма, понеслась в никуда… вытянулась всем своим существом в черную, кружащуюся вокруг меня грохочущую дыру.

Начхав на все, Майлс полетел в эту самую дыру вместе со мной, прихватив совершенно ошалевшую Ксюху, и не было в этом мире больше ничего — ни боли, ни страданий, ни подлых измен…

Саймолова может идти к черту. Потому что сегодня я отмечаю конец учебного года. И конец своей любви. А, может… попрыгаю еще пару танцев и, вообще, конец всего…

Черт, где бы выпивку взять…

Попятившись, я просочилась сквозь дрыгающиеся тела и вдруг оказалась на улице — на пустой тропинке, освещенной открытым окном танцевального зала… И дала себе волю — разревелась, по-девчачьи закрывая лицо и вздрагивая плечами.

— Ты что творишь? — сквозь слезы лицо Самойловой казалось круглым и белым, как луна. — Ты мне все испортила, дрянь! — схватив меня за грудки, Катька трясла меня, как мужик другого мужика перед дракой. — Все испортила!

Мне вдруг стало истерически смешно… Какая она смешная…

— Кать… серьезно… Это же невыносимо… Отпусти, Кать…

Размахнувшись, она вдруг залепила мне звонкую пощечину. Такую звонкую, что у меня на мгновение заложило в ушах.

И я вдруг поняла, что натворила.

О, боже.

— Я послала его к черту, — прошептала я, с ужасом глядя в глаза нависающей надо мной Самойловой, готовой ударить меня еще раз.

— Мне плевать, кого ты куда послала, — прошипела она. — Я отомщу тебе, по любому, так и знай. Да так, что вы оба будете сегодня плакать и никогда не сможете больше…

И замолчала удивленно — так резко за окном прекратилась музыка и наступила звенящая цикадами тишина.

— Минуточку внимания, господа.

Ник. Постучал и говорит в микрофон.

Я стряхнула с себя руки Самойловой и кинулась по тропинке обратно ко входу. Боже, что он задумал… Неужели официально объявит о своем увольнении…

Распихивая столпившихся вокруг танцпола сокурсниц и их кавалеров, я протиснулась к сцене. Надо остановить его… ненормальный… выпил, небось еще…

Ник все еще не видел меня, глядя прямо в стилизованный под старинный, висящий с потолка микрофон диджея.

— Я бы хотел… — он остановился, разглядев кого-то в толпе. — Эй, господин в синем костюме… Вы, вы!

Я не могла разглядеть к кому именно он обращается.

— Я вижу у вас бирку из Дайли Джеральд. Вы не по мою душу пришли?