«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1985-1994 - Борис Гедальевич Штерн

я, не пишут с маленькой буквы. Оно заслуживает большего. Значит, что-то тут не так. Значит, я чего-то еще не понял. А Илья уже веселился взахлеб и хохотал откровенно. И над каменной головой эдика пылали слова:

Ты ел сытнее других!

Ты одевался красивее других!

Ты имел больше, чем другие!

Ликующая толпа замерла, слилась в единое и живое тело, противостоящее холодному монументу. Я чувствовал свою слитность с толпой, я был теперь ее частью, а потому не неожиданность, а радость несли для меня слова, взорвавшиеся в воздухе над эдиком:

НО МЫ СПАСЛИ ГАЛЛИНАГО!

И я успокоенно вздохнул. Если эдик и прорвался в Будущее, то вовсе не в том качестве, о котором он мечтал.

— Твоя работа? — спросил я торжествующего Илью.

— Возможно.

— Почему «возможно»?

— Не забывай о новгородце, он работает над тем же прототипом! — Илья ткнул пальцем в сторону монумента. — И я еще не дописал рукопись. Скажи лучше, где тот человек?

Он спрашивал о корейце. Не меньше, чем эдик, его потрясла книга. Он был уверен, что это путеводитель. Местный житель не потащится к эдику с путеводителем, только приезжий. Илья считал, что этого корейца послала ему сама судьба и, как нарочно, из толпы, пританцовывая, вновь появился кореец. Илья хлопнул корейца по крепкому плечу: — Галлинаго, да? — О, да, Галлинаго! — Утерли нос эдику, да? — Еще бы, утерли!

Илья потянул книгу из руки корейца, но тот ее не выпустил, прижал к себе, и я вдруг понял, что каким-то десятым чувством этот кореец почувствовал в Илье другого, не такого, как он, человека.

Илья и сам все понял. Одним движением он вырвал книгу из рук корейца и бросился бежать, смешно выбрасывая в сторону ноги. Но мне было не до смеха. Только что я радовался вместе со всеми — эдику утерли нос, галлинаго спасен, галлинаго опять с нами! — а сейчас меня леденило предчувствие катастрофы. Зачем Илья схватил книгу? Книга сближает — да, но не разбоем взятая книга!

До МВ, спрятанной в кустах сирени, оставалось десять шагов. Сейчас Илья сделает эти шаги, и материальный объект из Будущего окажется не в своем времени. Я не мог этого допустить.

— Выбрось немедленно! — орал я.

— Но почему? — пыхтел он. — Я имею на нее право!

— Выбрось! Здесь нет ничего твоего. Здесь все принадлежит внукам.

— А кому они обязаны? — пыхтел Илья. — Кто строил для них Будущее? Кто его для них предугадывал?

И стены капсулы уже бледнели, истончались, и зеленая радужная дымка затягивала сияющее огнями небо, и глуше доносился до нас праздничный рев толпы, торжествовавшей над эдиком. Отчаянным рывком я вырвал книгу и выбросил ее из капсулы. В сжатых пальцах Петрова остался лишь кусок суперобложки. И почти сразу МВ вошла в наше время.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Илья не оправдывался. Он сидел за столом рядом с Петровым (новгородским) и молча смотрел на Председателя.

— Прецедент создан, — сказал Председатель. — В наши руки попал предмет из другого времени. Это обрывок суперобложки. На нем портрет автора, к сожалению, далеко не полный, можно лишь видеть часть совершенно лысой головы. Тут же год издания — две тысячи одиннадцатый — и отрывок текста, довольно информативный. Читаю: «…и теперь эдик стоит над городом как великое и вечное не прости, завещанное нам классиком мировой литературы Ильей Петровым…»— Председатель поглядел на Петровых и добавил: — Кто-то из вас будет радовать читателей и в конце века следующего.

И замолчал. Растерялся. Осознал проблему, порожденную таким поворотом дел.

— Судя по обрывку аннотации, — виновато запыхтел Петров (новосибирский), — герой книги столь же нарицателен, сколь и отрицателен. Видимо, кто-то из нас, я или мой новгородский коллега, неплохо потрудился над созданием типа, ужаснувшего окружающих. Вина моя кажется мне легче, когда я думаю о том, что люди Будущего научились возрождать утерянные из-за эдиков живые виды, а, значит, биомасса Земли, а с нею и всей Вселенной больше не уменьшается.

Поднял голову и новгородец:

— Я думаю сейчас о парадоксе авторства. И полагаю, что книга эта скорее всего написана моим коллегой. В своем варианте повести я еще не дошел до столь отчетливо выраженной идеи. И боюсь, подсказка из Будущего мне помешает. В этом смысле я огорчен результатами эксперимента.

— А соавторство? — быстро спросил Председатель.

— Исключено, — вмешался я. — В аннотации указан один автор.

Случись иначе, я не позавидовал бы герою. В первой главе, пиши ее новосибирец, Эдик Пугаев, несомненно, выменял бы за пару матрешек самый большой минарет мечети Султанши-матери, чтобы во второй главе, пиши ее новгородец, полностью раскаяться и посвятить себя проблеме славян на Крите, с тем чтобы в третьей главе, пиши ее мой друг, в приступе злостного рецидива заполучить в свои руки знаменитый фестский диск и тут же обменять его на килограмм дешевого белого золота и четыре бочки розового кипрского вина, которое он, Эдик, в четвертой главе, пиши ее новгородец, вылил бы в лазурные воды Средиземного моря.

— Мой коллега прав, — сказал Петров (новосибирский), — искусство не нуждается в подсказках. Но мы имеем дело не с фантомами, а с реальным миром.

И значит, пора за дело.

В кабинете стояла тишина.

— Не надо думать, — сказал наконец Председатель, — что наш эксперимент не дал результата. А убедительное торжество над эдиком — разве этого мало? Доверимся времени и начнем работу. С этой минуты все маршруты МВ закрываются вплоть до две тысячи одиннадцатого года, пока не выйдет в свет… — он поколебался, отыскивая нужное определение и нашел его: —…книга Ильи Петрова.

И все мы думали о том же: кто, кто, кто написал эту книгу?

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вы вправе и мне задать этот вопрос. Но, как и Председатель, я не отвечу. Ответить могут только сами Петровы. Мы не видим их новых произведений, но они над ними работают. Им сейчас нужны очень веские слова — такие, чтобы люди Будущего могли принять их. Ведь я сам видел праздник возвращенного болотного куличка, я сам видел монумент эдику, который не успел ни перепродать, ни пожрать окружавшую его биомассу планеты.

Исходя из сказанного выше, я повторяю: слухи об отказе от литературной деятельности как Ильи Петрова (новосибирского), так и Ильи Петрова (новгородского) основаны на недоразумении. Оба писателя живы и здоровы, оба занимаются любимым делом.

Каждое утро я слышу за стеной, в квартире моего друга, стрекот пишущей машинки. Иногда Илья заглядывает ко мне. Он ходит из угла в угол, проборматывает приходящие в голову фразы, а то показывает фотографии, которые иногда получает