Праймашина - Вадим Панов

– А науки какие? – не понял Шмульц.

– Так я и говорю: поднятие тяжестей, бег наперегонки и прославление великого императора, – объяснил юноша. – Три науки целых забесплатно. К нам даже господин Фурсенидиус приезжал, самолично имперский надзиратель по воспитанию и обучению, и остался весьма доволен уровнем знаний замороченских студентов.

Последние слова потонули в громком хохоте, который не сдержал механик.

– Три науки, – простонал он, утирая слезы. – Целых три.

– Господин Фурсенидиус считает, что этого очень даже достаточно, – сообщил Карлос. – А господин Фурсенидиус, между прочим, – брат того самого Фурсенидиуса, что ведает при императоре организацией кулачных боев и прочих увеселений, он зря не скажет.

– Я понимаю, – прохрюкал Шмульц, отчаянно пытаясь успокоиться. – Я с большим уважением отношусь к подвижкам господина Фурсенидиуса в области имперского обучения. – Механик перевел дыхание и поинтересовался: – Так для чего ты пришел в Фихтер?

– Желаю поступить в ученики к Безвариату Сотрапезнику.

– С дипломом о поднятии тяжестей?

– У меня хороший диплом: он сделан на козлином пергаменте, а дедушка Бушель смастерил для него футляр из дерева.

– Гениально!

Шмульц присел на лавочку, набил трубку и улыбнулся.

«А ведь я хотел выгнать этих олухов! Великая шестеренка, кто бы мог подумать, что они поведают такие вещи! Два года так не смеялся».

Но вслух произнес другое:

– Разве ты не знаешь, что Безвариат умер?

– Умер? – Карлос великолепно сыграл растерянность. – Когда?

– Пару месяцев как, – ответил Шмульц, радуясь, что отыскал благодарного слушателя для устаревшей новости.

– Быть того не может.

– И не просто умер, а убит, – продолжил механик. Раскурил трубку и веско закончил: – И убил его, между прочим, собственный ученик.

– Ах!

– Точно говорю, молодой ты мой и талантливый: убил! И сбежал из Фихтера. Стеклодувом его звали, десять лет с Безвариатом работал… А теперь говорят, что самого Стеклодува тоже убили… – Шмульц пристально посмотрел на присевшего рядом Карлоса: – Смекаешь?

– Да, – кивнул молодой лорд. – То есть нет.

Несообразительность юного собеседника порадовала механика даже больше, чем лесть.

– Эх, деревня, деревня… – Шмульц наклонился к юноше и понизил голос: – Люди говорят, что вовсе даже не Стеклодув Безвариата убил, а другой кто-то.

– Кто? – жадно спросил Карлос.

– Поди, догадайся, – вздохнул механик. – Тут, сынок, большая политика замешана, потому что Фихтер, а не Задрочинск твой.

– Замороченск.

– Тем более. В нашем городе такие интересы пересекаются, что голова идет кругом. – Как все пожилые мужики, Шмульц очень любил разговоры о вещах глобальных, ко всей империи отношение имеющих. – И Безвариат, конечно, не простым ученым был – не того полета птица, чтобы просто так здесь сидеть.

– А какого он полета? Был.

– Высокого. И потому тебя, охламона с поднятием тяжестей в зачетке, он бы даже на порог не пустил, сечешь?

– Ну, это мы еще… – Однако спорить Карлос не стал, увидел, что механика понесло, и весь обратился в слух.

– Тута, деревня, все не так просто, как со стороны кажется. Люди говорят, измена в Фихтере зрела, сечешь?

– Измена? Откуда же ей взяться?

– Известно откуда – из Адорнии. Она тут рядом, только через реку перейди, и разноцветные эти шастают, словно попугаи ряженые. Я их, честно говоря, недолюбливаю, но бизнес есть бизнес. А люди говорят, что Безвариат с адорнийцами снюхался и чуть ли не на императорскую власть посягнул, сечешь?

– Он же ученый, – недоверчиво прищурился Карлос. – Зачем ему?

– Ученые тоже люди, и если возможность есть – все под себя гребут. Я на Мозговитой с самого ее основания живу, такого насмотрелся… Знаешь, как эти ученые друг у друга идеи воруют? Местным жуликам такое и не снилось даже: подслушивают, подглядывают, тетради прихватывают. Научатся в своих академиях… – Шмульц пососал трубку. – А измена была, наверное, потому что когда Безвариата убили, так старого имперского прокурора хлоп – и в столицу вызвали, на доклад вроде. А на его место тут же другой примчался, да еще с Героем имперским в компании, сечешь, деревня? Новый прокурор, да еще с Героем! Не все так просто у нас, не все… Тут тебе не Занюхинск.

– Замороченск.

– Не важно, – отмахнулся механик, торопливо припоминая остальные подробности старой истории. – А еще люди говорят, что Безвариат леди Кобрин убить хотел.

– Да ладно!

– А почему нет? Она ведь за границу перед императором отвечает, стережет, стало быть, страну. Кобрийцы, конечно, не сахар, заносчивые очень, но дело свое знают, спуску адорнийцам не дают, контрабандистов ловят, порядок вокруг Фихтера поддерживают. А Безвариату эти подвиги как ножом по сердцу.

– Почему?

– Потому что родину он не любил, деревня, сечешь? Такие пироги. И когда Безвариата убили, дом его кобрийцы обыскивали. Да не стражники обычные, или там пограничники, а «черные орлы» – гвардейцы леди Кобрин, сечешь? Все обыскали, а дом заперли потом, так и стоит.

– Измену искали?

– Конечно, искали, но не измену, а доказательства, – хмыкнул Шмульц. Разговор постепенно катился к закономерному финалу. Механик выбил трубку, почесал бороду и дружелюбно произнес: – А ты, я смотрю, парень неглупый.

– Спасибо на добром слове, – рассеянно отозвался Карлос.

– Я вот что думаю. Раз уж с Безвариатом так вышло, попробую я тебя в ученики взять.

– Вы шутите? – Юноша удивленно посмотрел на Шмульца. – Без рекомендаций?

– У тебя ведь диплом есть.

– Из козлиной кожи.

– Наперегонки бегать умеешь?

– Первый в выпуске!

– Вот и здорово, умение бегать тебе пригодится. – Шмульц вновь понизил голос. – Я кого попало в ученики не беру, деревня, сначала срок испытательный ставлю, чтобы присмотреться, значит, познакомиться.

– А как это – срок испытательный?

– Да ничего сложного. Я придумал удивительную машину, уникальную и необходимую в каждом хозяйстве, даже в замке. Называется она «сдвоенная прайм-ловушка Шмульца для мышей и грызунов», сечешь? Сдвоенная! Да еще с прайм-приводом, вшестеро повышающим характеристики! Кто откажется?

– Ну…

– Вот тут тебе диплом и пригодится: будешь ходить по домам и предлагать мое замечательное изобретение. Стоит оно недорого, но я человек щедрый и с каждой проданной машины буду платить тебе пять медяков.

– Целых пять?!

– Да!