Я – наложница для Прайма - Ана Сакру

– Ну, что там? – прорывается грубый мужской голос сквозь черную пелену, окутывающую сознание.

Я пытаюсь поднять веки, но выходит далеко не сразу. Затылок пронзает тупая боль, а затем простреливает в виски. С тихим стоном стараюсь встать и понимаю, что прикована к креслу.

– Очнулась похоже, – летит равнодушное справа.

Я делаю глубокий вдох-выдох, чтобы поскорее прийти в себя, моргаю, жмурясь от яркого света, бьющего по глазам, и медленно озираюсь по сторонам. Большое помещение, выложенное белоснежным кафелем, куча приборов и оборудования, волки в медицинских халатах смотрят равнодушно, но пристально. А сама я привязана ремнями к креслу-кушетке и подключена к анализатору крови.

Твоего перевёртыша! Поздравляю, Ри!

Ты очнулась в распределителе. Сейчас они считают твой геном и продадут богатенькому оборотню, чтобы ты размножалась за его хилую истинную. То, что от этого ты умрешь, конечно, мало кого волнует. Достойное завершение карьеры борца сопротивления. Я кидаю злой взгляд на седого волка, хмуро смотрящего в монитор анализатора, но ему нет никакого дела до моего испепеляющего взгляда.

– Хмм. Ну пока максимальная совместимость 53%. Хотя проверены уже почти все анкеты. Неудачная самка, – обращается седой к оборотню в гвардейской форме, стоящему рядом со мной.

– А с виду вполне...Эти бешеные девки из сопротивления даже на роль инкубатора не годны, – фыркает гвардеец презрительно и сверкает на меня янтарными глазами, – Ну, что, сучка? В тюрьму или в бордель? Выбирай! Послужить Конфедерации достойно ты похоже не сможешь. Нет для тебя пары на размножение. Гены твои-дерьмо.

Я молчу, внешне никак не реагируя на его оскорбления. Во-первых, мне гвардеец выбирать свою судьбу всё равно не даст. А во-вторых, я прекрасно понимаю, почему он злится. За поставку самки, годной к размножению с волками, ему бы премию выписали, а так зря только в распределитель лично тащил. Я бы на его месте тоже расстроилась. Жаль, я не в том положении, чтобы испытать к нему сочувствие.

– Ну да, – вздыхает седой в медицинском халате, отрываясь от монитора, – Пары нет. Анализ закончен. Сочувствую, капрал Фурхель. Нам её не оформить.

Капрал задумчиво чешет щетинистый подбородок, разглядывая меня.

– И что же мне с тобой делать, – тянет гвардеец, хмурясь, – Профессор, а сколько нынче бордель за человечек платит?

– За землянку? Десять вольфов. Сами знаете, они не слишком живучие, – седой начинает что-то писать на планшете, лежащем перед ним, – Я бы вам советовал сдать её тогда уж в питомник. Может и придет подходящая ей анкета. Сразу оформим.

Я задерживаю дыхание, стараясь не выдать себя. Питомник-это шанс. Шанс сбежать! Господи, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Пусть он выберет питомник!

– Да ну их, питомники эти, – раздосадовано машет рукой гвардеец, и моё сердце ухает вниз от разочарования, – Она там и годами может сидеть с моей-то везучестью. Продать бы...Деньги нужны! У меня свадьба скоро... Только десять вольфов уж совсем гроши. Может на опыты какие, а, профессор?

– Ооо, поздравляю со свадьбой, – слабо улыбается седой капралу и задумчиво почесывает переносицу, – Продать значит...Так...

Несколько мгновений старый волк смотрит невидящим взором перед собой, мучительно соображая, а потом расплывается в довольной улыбке. Холодок пробегает вдоль моего позвоночника. Радость волка – беда для меня. Седой подходит ко мне и нахлобучивает на голову какой-то шлем, утыканный антеннами.

– Вы же говорили, землянка из повстанцев. Да, капрал? И агрессивная.

Гвардеец согласно кивает.

– Да, как кошка дикая. Одному из наших прямо в руку впилась. Прокусила чуть не до кости. Вы не смотрите, что сейчас тихо сидит. Вон как глазами злобно сверкает.

Я улыбаюсь волку и посылаю воздушный поцелуй. Да, блохастый, бойся меня.

– Ссука, – шипит капрал и отводит глаза.

– Хорошо, это хорошо, – бормочет доктор, – Упрямая, агрессивная, сильная...Значит психической энергии много. Эмоций...Надо проверить. Потянет – нет.

И садится обратно за монитор анализатора. Шлем на голове тут же начинает противно жужжать. А меня пробирает озноб. Липкий страх выступает испариной на коже. Он хочет посчитать мою психическую энергию??? Нет-нет-нет... Боже, только не это! Не это! Я не хочу! Лучше уж инкубатором для волков!

– Думаете... – глаза капрала алчно загораются, показывая, что моя страшная догадка верна. Он не договаривает, облизывает губы и замирает в ожидании.

– Посмотрим, – пожимает плечами седой, – Землянки редко подходят...

Я застываю, стараясь успокоиться и ни о чем не думать. Может быть так прибор посчитает мою психическую энергию менее активной. Но выходит плохо. Адреналин лавиной прокатывается по венам, сердце стучит где-то в ушах, больно отдаваясь в виски. В горле пересыхает так, что даже не сглотнуть.

Я не хочу! Не хочу быть эмоциональной кормушкой для бездушных высших рас. Не хочу подсаживаться на одного из этих уродов. Я видела, что бывает после. Когда они вытягивают из жертвы все эмоции и чувства и выкидывают за ненадобностью словно сломанную игрушку. Как эти девушки и юноши, жалкие тени самих себя прежних, убиваются по бросившему их господину, сходят с ума. Как в них не остаётся ничего, кроме слепой жажды быть с выпотрошившим их высшим. Нет любви, злости, гордости, достоинства. Выжженная оболочка, одержимая своим хозяином.

Высшие или праймы, малочисленная, но могущественная раса с планеты Вилая, забирают, высасывают всё из своей жертвы, питаясь ей. Пожирают её личность, не оставляя ни капли. Есть расы, способные восстанавливаться, но не люди. Меня ждёт мучительная эмоциональная смерть, если сейчас вдруг решат, что я подхожу.

Боже, пожалуйста! Только не это! Пожалуйста! Я хочу быть собой! Хочу умереть собой! Пожалуйста!

– Отлично, она подходит, – улыбается седой, поворачиваясь к капралу, – Сегодня как раз от базы стартует корабль на Вилаю. Отправим её к праймам. Поздравляю с обогащением.

– А эта очнулась? – доносится грубое на общем языке, – Потормоши ты её. Через полчаса аукцион. А ещё в порядок надо успеть привести девок этих.

Я чувствую, как кто-то с силой треплет меня за плечо, так что всё тело трясет, и медленно открываю глаза. Тут же сглатываю от осознания всего ужаса происходящего, резко сажусь и снова падаю на жесткую скамью из-за нахлынувшей слабости. В рту собирается вязкая слюна и начинает подташнивать.

– Эй, не скачи так, – смеётся девушка рядом со мной, – После трёх суток в анабиозе и опять вырубить может. Медленнооо...

Она подаёт мне руку, помогая подняться. Я смотрю на её кисть, испещренную зеленоватыми прожилками. Не человек. Кирсанка? Перевожу взгляд на её узкое безносое лицо. Похоже. И не так уж она и молода. Глаза вон какие внимательные и колючие, но по другим расам часто не поймёшь.