Я – наложница для Прайма - Ана Сакру

– Так что же вам нужно, если не страх? – мой голос дрожит и звучит жалко. Я останавливаюсь перед развалившимся в кресле праймом, почти касаясь ногами его коленей.

Он вновь игнорирует вопрос, повисший в воздухе. Молча скользит изучающим взглядом по моей фигуре снизу-вверх. Задерживается на моём напряженном лице. А потом отрывисто произносит.

– Ложись животом ко мне на колени. А затем задери подол до талии. Медленно.

Я застываю, лихорадочно думая, как поступить. Прайм не торопит меня, просто ждёт. Лишь его глаза с каждой секундой светятся всё ярче. А у меня всё сильнее подкашиваются ноги, голова чуть кружится и по телу разливается странная слабость. Похоже этот гад уже сейчас получает то, что ему нужно.

– А если откажусь? – спрашиваю я, стараясь, чтобы голос наконец звучал твёрдо.

Он снова смеряет меня оценивающим взглядом снизу-вверх и сообщает будничным тоном.

– Заставлю. Но тогда тебе не понравится.

Не удерживаюсь и фыркаю, скептически вздёрнув бровь.

– А так, значит, понравится?

– Понравится, – кивает мужчина, – Ты кончишь.

– Пффф, – выдаю я, засмеявшись. Это всё, что я могу произнести на подобный самоуверенный бред, – Ну ещё скажи, что это будет лучшая ночь в моей жизни.

Прайм откидывается в кресле, щурясь. Веселья моего он явно не разделяет, отчего становится не по себе.

– Во-первых, ты обратилась ко мне на "ты", хоть я тебя и предупреждал, и будешь наказана. Во-вторых, ночи со мной ты пока не выдержишь. Достаточно десяти земных минут. И время идёт, Риана. Ну?

Я вновь фыркаю от смеха, но уже не так уверенно. Закусываю губу, стараясь быстро сообразить. Упрямиться дальше? Есть ли смысл спорить с двухметровым бесчувственным мужиком, способным обхватить мою талию одной рукой? Он сказал, что заставит, и мне не понравится. Почему-то я верю и первому, и второму. Тем более одно непонятно какое наказание я уже заработала...

– Десять минут? Может засечём? – осторожно предлагаю я.

Десять минут унижения выглядят всё-таки предпочтительней нескончаемой неизвестности. Выдержу уж как-нибудь.

– Если хочешь, – совершенно спокойно соглашается прайм, как будто только этого и ждал, – Часы в левом верхнем ящике стола. Принеси.

Я на нетвёрдых ногах бреду к столу и возвращаюсь к мужчине с небольшим будильником. Он заводит его и ставит рядом на пол. Переводит светящийся взгляд на меня, а затем на свои колени. А я всё жмусь, оттягивая неизбежное. Дикость какая-то. Никак не могу поверить в реальность происходящего. Возможно, если бы он просто схватил меня и отлупил, было бы гораздо проще, чем вот так. Добровольно…

– Время, Риана, – произносит ровно Дез.

Я прикрываю глаза, набираю побольше воздуха и ложусь на его колени животом. Это всего лишь десять минут, Ри. Каких-то десять чёртовых минут. И выбора у тебя нет. Но жгучий стыд всё равно опаляет кожу, обваривает щёки кипятком. Голова свисает, кровь приливает в мозг, и я совершенно не знаю, куда деть руки. Можно опереться ладонями о бёдра прайма, но я итак чувствую его всем своим туловищем. Не хочу увеличивать площадь соприкосновения ни на миллиметр. И руки в итоге тоже повисают плетьми, а пальцы касаются пола. Боже, как унизительно. Я сбегу от этого ублюдка при первом же удобном случае. Надо просто потерпеть. Просто...

– Юбку, Риана, – раздаётся глухое над головой.

Тяжелая ладонь ложится на лопатки, придавливая, медленно скользит по спине и замирает на пояснице. Россыпь мурашек расползается от этого незамысловатого поглаживания по всему телу.

Я делаю ещё один глубокий вдох. Говорю себе, что это просто дурной сон, завожу руки назад и задираю подол. Медлю, когда ткань оказывается у ягодиц, посылаю мысленно витиеватое проклятье Чурбанешейству, и поднимаю наконец юбку до талии. Мышцы ног и бедер непроизвольно напрягаются, кожа становится гусиной. Я жду шлепка, сжимаюсь в пружину, но вместо этого мужская ладонь уверенно, почти нежно оглаживает попу. Пальцы поддевают резинку трусов и медленно тянут вниз. Чёрт.

Я закусываю губу почти до крови и стараюсь тише дышать. Ткань трусиков скользит по бёдрам, оставляя беззащитной. Промежность обдает прохладным воздухом, заставляя в полной мере ощутить свою наготу. Вторую руку прайм кладет мне на голову, зарывается пальцами в волосы на затылке, едва уловимо гладит чувствительную кожу, перебирая рассыпавшиеся пряди. Я невольно прикрываю глаза. Это очень приятно, несмотря на всю дикость ситуации.

Когда трусики оказываются чуть выше колен, мужская ладонь вновь скользит выше по внутренней стороне бедер, подбираясь к развилке между ног.

Я дёргаюсь, когда его рука касается половых губ, напрягаю бёдра, пытаясь хоть как-то ограничить доступ к самом интимному, но бесполезно. Его пальцы беспрепятственно проникают в меня с позорным влажным звуком. Я жмурюсь от унижения. Сама не понимаю, когда успела возбудиться, но низ живота уже тяжелый и горячий. И его пальцы легко ходят внутри, массируя внутренние стенки.

– Ты говорил про порку, – хриплю не своим голосом и дёргаюсь резко, уходя от его пальцев, хозяйничающих у меня между ног.

Но вместо ответа прайм убирает руку с моих волос, а дальше я взвизгиваю, так как правую ягодицу словно обдаёт кипятком. Кожа горит, пульсируя.

– Твою мать! Ты говорил, не больно! – сиплю, уже откровенно вырываясь. Такой же увесистый удар обжигает левую ягодицу, – Ааай!!

– Так будет за каждое " ты", – отвечает Дез, – Смирно лежи.

Тяжелая ладонь вновь опускается на мои ягодицы. Я заранее напрягаюсь, вытягиваюсь в струну, но он просто нежно гладит пылающую кожу. Два пальца в лоне двигаются быстрее, периодически растягивая меня.

– Вот так, хорошая девочка, – бормочет прайм хрипло, когда я обмякаю на нём, перестав вырываться.

Большой палец находит ноющий клитор и мягко надавливает. И тут же ещё один шлепок, ощутимый, но не такой болезненный. Я с шумом сквозь зубы пропускаю воздух. Промежность горит огнем. Кожа покрывается испариной. Дез разводит пальцы внутри меня, причиняя лёгкую сладкую боль, и тут же ладонь опускается на другую ягодицу с хлопающим звуком. Сильнее давит на клитор круговыми движениями. Третий палец проникает внутрь и растягивает сокращающееся лоно. Бёдра напрягаются, подрагивая. Ещё шлепок. Как ожог.

– Аааа, – вырывается само из горла.

Ещё шлепок. И непроизвольный стон. Мышцы ног заходятся крупной дрожью. Ещё…Уголки глаз намокают. Кровь долбит в виски, прилив к повисшей вниз голове. Кожа на ягодицах становится болезненно чувствительной, тонкой как пергамент. Подушечки мужских пальцев рисуют узор на пылающей поверхности, едва касаясь, словно перышком. А потом снова жалящий удар, лишь стоит расслабиться. И ещё, ещё, ещё. Слёзы текут по щекам и капают на пол. Я вообще перестаю что-либо понимать. Лоно жадно сжимает быстро трахающие пальцы, распахивается навстречу. Чавкающие звуки смешиваются со звуками шлепков и моих хныкающих вскриков. Низ живота пульсирует. Горит так, что даже боль от ударов становится нестерпимо сладкой. Поясница выгибается сама навстречу ритмично порющей руке.