Опасный лаборант - Юрий Гаврюченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денис замер с открытым ртом.
Кок скрылся на баке.
За столом должна была присутствовать Рощина.
«Да и чёрт с ней», – твёрдо и зло подумал Муромцев. Зубы глухо стукнули, когда он захлопнул пасть. Мысли об Арине больше не грели душу. Начальница не воспринималась им как женщина, и он сам себе удивлялся, что такое было возможно. Впереди ждал кубрик полный дюжих негров, которые расставили миски, ложки и ждут лагуна с камбуза.
Ворваться к ним…
«Не используй силу, Люк, – говорила остроухая зелёная чебурашка в старом фильме про инопланетян. – Подумай».
Денис стоял и думал. Совершенно ясное осознание, что при выборе из двух зол можно найти третий вариант, не злой, и даже четвёртый, если сместить внимание со зла, приковало его к месту. Он попытался вообразить мудрого наставника, который советует ему думать. На чебурашке были очки Смольского в металлической оправе, дужки которых гармонично укладывались за ушами. Лаборант представил, как бы поступил ведущий научный сотрудник, если бы перед ним стояла задача уничтожить семерых матросов, у которых, возможно, есть ножи, и вахтенного офицера, вооружённого пистолетом.
Если бы Смольский был молодым физически развитым мужчиной с навахой в кармане, стоящим возле рубки в то время, когда ничего не подозревающие сенегальцы ждут в кубрике ужин, а русские в кают-компании уже приступили к отравленной трапезе…
«Не используй силу, Люк».
* * *
– Рыбный холодец по жаре самый смак! – причмокнул Степаныч.
– Вот это, я понимаю, настоящий кок, а не то недоразумение с Ослиной Челюсти! – и все присутствующие в кают-компании офицеры дружно закивали, охотно разделяя позицию капитана.
Ганс аккуратно разделил заливное на восемь порций, чтобы хватило стоящему вахту Николаю, и виртуозно раскладывал по тарелкам.
– Мне вон тот кусок положи, поярче, – сказал капитан. – Я морковку люблю.
Ганс невозмутимо перенёс уголок заливного с правого края подноса на тарелку капитана.
«Судьба», – рука кока не дрогнула.
Сидящая подле капитана Рощина приоделась к ужину в лучшее, что у неё нашлось из вещей, и была как будто накрашена. Она улыбалась и ни о чём не подозревала.
– Bon appétit! – пожелал кок и элегантно, изображая шеф-повара французского ресторана, поклонился.
Капитан символически похлопал в ладоши, следом раздались жидкие аплодисменты пиратов.
В коридоре послышалось шарканье спотыкающегося человека. Без стука отворилась дверь. Вместе с Полсебастьяном в кают-компанию ворвался весь зловонный букет разделочного цеха. Калека пронзительно заскрежетал, указывая изувеченной рукой на стол, а здоровой придерживаясь за косяк – судно качало.
– Что ему надо? – капитан разозлился, меньше всего он желал видеть отвратительного скандалиста и сплетника. – Товарищ старший помощник, будьте так любезны, переведите с птичьего, что он опять несёт?
– Прошу прощения, – старпом поднялся, быстро подошёл к калеке, заговорил по-английски.
Тугой на ухо Полсебастьяна вслушивался, мотая головой, и клекотал в ответ. Старпом задавал уточняющие вопросы. Недопонимание накаляло обстановку.
– Если он явился, чтобы сорвать нам праздничный ужин по случаю выздоровления дамы, я брошу его за борт. Так и передайте ему, – приказал капитан. – Что он лопочет?
Полсебастьяна наконец замолк. Старший помощник повернулся с озадаченным видом.
– Докладывает, что заливное ядовитое. Как я понял, оно не годится в пищу, потому что в нём присутствует что-то не то.
В кают-компании повисла могильная тишина. Взгляды пиратов скрестились на коке.
– Ты отравил заливное? – спросил капитан.
– Простите? – Ганс поднял брови, как это сделал бы лучший французский повар, если клиент в ресторане задал бы ему тот же вопрос.
– Из чего оно приготовлено?
– Основа – тунец, вчера поймали. Соль, чёрный перец, белое сухое вино, немного желатина, петрушка, морковь, капелька мёда.
– Звучит вкусно, съешь кусочек, – капитан двинул по столу свою тарелку.
Ганс снова элегантно наклонился, будто благодарил капитана за оказанную честь, отрезал ломтик заливного, положил в рот, разжевал и проглотил.
Пираты смотрели на него во все глаза.
Коку ничего не сделалось.
– Превосходный вкус! – заметил Ганс, говорить чистую правду перед будущими покойниками было интересно и упоительно, кок решил повторить это когда-нибудь, чтобы распробовать ощущение. – В холодильнике настоялось и добавило густоты оттенков.
Степаныч шумно втянул носом воздух.
Взоры пиратов переместились к двери и сошлись на безобразном португальце.
– Завтра снимаемся с якоря, – объявил капитан. – Я прекращаю лов. Водолазам нужен отдых. Идём на стоянку в Сен-Луи и там гуляем!
– Предлагаю выпить за капитана! – объявил Степаныч.
– Сортировщик больше не нужен? – уточнил по-русски старпом, он стоял у входа и надзирал за возмутителем торжества.
– Он лишний на борту.
Полсебастьяна не понимал, что они говорят, но что-то ему не понравилось. Старший помощник выставил его за дверь с хорошо понятным напутствием:
– Go to fuck!
И обиженный жизнью матрос поплёлся на верхнюю палубу, не понимая, почему жизнь всегда к нему несправедлива. Его обогнал кок, пройдя как мимо пустого места.
Из кают-компании донеслись оживлённые голоса. Офицеры разливали напитки.
«После ужина у них будет женщина!» – Полсебастьяна закусил губу и беззвучно зарыдал.
В ходовой рубке Николай был один. Сидел, курил на посту, апатично смотрел на приборы. Ремень с кобурой валялся на штурманском столике.
– Здорово, – обронил он и стряхнул пепел в бронзовую миску с африканским орнаментом по краю. – Балду пинаешь, Гидроматрос?
– Решил перед ужином зайти, хоть с человеком словом перекинуться.
– А-а, – инженер-электромеханик впал в прострацию, небезуспешно сокращая таким образом время дежурства и жизни.
Денис спокойно зашёл ему за спину, взял шею на сгиб правой руки, упёрся левой в затылок и стал душить. Николай не сразу опомнился, а потом стало поздно метаться. Он вяло поелозил ногами и потерял сознание.
Денис подержал его ещё немного и уложил на пол. Вытащил из кобуры пистолет. Это был «Зиг Зауэр Р226» под патрон сорокового калибра. Денис вытащил магазин, проверил патроны, вставил, дослал в патронник, сунул сзади за ремень и прикрыл футболкой. Запасной магазин с двенадцатью патронами отправился в карман. Нагнулся, приложил палец к шее инженера. Пульс был.
– Я земляков не убиваю, – сказал Муромцев сам себе.