Опасный лаборант - Юрий Гаврюченков

– Он быстро действует? – спросил Муромцев.

– По структуре молекулы постсинаптических токсинов подразделяются на короткие, с шестьюдесятью-шестьюдесятью двумя аминокислотными остатками и четыремя дисульфидными связями, и длинными, с семьюдесятью одним-семьюдесятью-четыремя аминокислотными остатками и пятью дисульфидными связями, – сказал Смольский, которому было проще объяснить на понятном себе языке, чем доступно для лаборанта, но Муромцев выслушал, не утратив осмысленного взгляда. – Ксеноцериантус обконика вырабатывает оба вида белка, чтобы быстро парализовать крупную рыбу, но при этом убить её. Ему необходимо время, чтобы открепиться от грунта и подползти к ней, поэтому добыча должна лежать рядом и быть мертва. Короткие токсины быстрее связываются с рецепторами скелетных мышц. Для хладнокровных животных, к которым относятся рыбы, это может оказаться не летально. Для человека это значит, что пострадавшего можно откачать, если делать искусственное дыхание, пока белок не распадётся. Пока я выделял достаточное количество токсина, он находился при температуре трюма, так что короткие молекулы развалились. Сохранились преимущественно белки второго типа. Длинные молекулы связываются медленнее, но более прочно. Реанимационные мероприятия в судовых условиях никого не спасут. К тому же, у меня есть сомнения относительно квалификации доктора Злобенко. Я имел удовольствие с ним пообщаться, – кандидат биологических наук отпустил свою лучшую саркастическую улыбку. – Он тот специалист, который нам нужен.

– Тогда всё здорово, выживших сегодня не будет.

Денис сунул баночку в карман и поднялся на верхнюю палубу, удивляясь, как доходчиво он ему всё объяснил. Зарамсить за токсины Смольский был мастер.

После прохладного трюма раскалённый камбуз был практически невыносим. Ганс крутился возле плиты, готовя ужин. Денис вошёл и покачнулся, ухватился за раму иллюминатора.

– Арбайт, – сказал он. – По стахановски.

– Принёс? – спросил Ганс по-английски.

– Вот, – лаборант протянул пузырёк. – Не лей в жаркое. Нагревать нельзя. Замораживать нельзя. Сунь в холодильник, пока не испортилось.

Ганс расторопно убрал склянку на полочку для яиц. Вытащил из холодильника поднос с прозрачным рыбным заливным.

– Сварил господам офицерам на ужин. Кстати, в кают-компании будет дама.

Лаборант грязно выругался. Эту возможность он не согласовал со Смольским.

– Отмена!

– Спокойно, я всё продумал.

Кок показал на верхний правый кусок заливного, украшенный ломтиками жёлтой моркови, вырезанными как лепестки розы, и кружочком красной моркови, обкромсанным по краям так, что он стал напоминать гвоздику. Угол холодца был подчёркнуто женственным.

– Его невозможно спутать.

Дисциплинированный немец достал из холодильника баночку с ядом, аккуратно окропил поверхность студня, обойдя правый угол.

– Вот и всё, – сказал он, ставя поднос в холодильник. – Ты сам всё видел.

– Зер гут! – сказал лаборант.

– Как только я подам ужин, обратного хода не будет. Вы займётесь неграми и вахтенным офицером. Помните, что он вооружён. Тебе поможет Миксер, я с ним поговорил. Он надёжный.

– Как бультерьер, – сказал Муромцев.

В этот момент сговор стал окончательным и лаборант шкурой почувствовал, что, кроме матроса Миксера, ему надеяться не на кого.

В лазарет Дениса не пустили.

– Толчёшься тут, грязный, – доктор Жлоб скривился, словно лимон проглотил. – Куда в стерильное помещение? Ступай, ступай.

Из своей каюты выглянул Степаныч.

– Чего расшумелся? – брюзгливо спросил толстяк и вперился мутным взором в Дениса. – Завтра придёшь. Сегодня у нас праздник, – он сально осклабился. – Давай, отваливай.

Пробраться к Арине за пистолетом и не спугнуть всех пиратов не представлялось возможным.

Муромцев ретировался, проклиная вставшего на пути доктора, старого механика и вообще всю команду. У него не осталось сил хитрить и спорить. Схватиться в рукопашную со всеми неграми разом представлялось задачей трудной, но куда более решаемой.

Свалка в кубрике, как пел Высоцкий, лицо в лицо, ножи в ножи, глаза в глаза, а в спину стреляет вахтенный офицер. И всё это, потому что гнусный Жлоб не пустил в лазарет, а умолять его показалось как-то неловко.

Денис остановился на шкафуте, дыша сквозь зубы, собираясь с мыслями. Из камбуза вышел Ганс, держа перед собой, как хрупкую драгоценность, поднос с заливным.

Денис осознал принцип двух зол. Сейчас ещё можно было выбрать из них. Зло меньшее – выбить поднос и подвергнуться наказанию за испорченный ужин. Вспышку ярости можно будет объяснить накопившейся усталостью и общеизвестной дурью Гидроматроса. Можно было допустить отраву в кают-компанию, что обязывало пойти в самоубийственную атаку, это было большее из выбираемых сейчас зол.

Но если выбрать зло меньшее и оставить бандитов живыми, судьба виделась Денису совсем в чёрных красках. Едва ли кто из учёных доплывёт до берегов Африки. Меньшее зло в перспективе оборачивалось злом куда большим, чем другое зло, между которыми надо было сделать выбор прямо сейчас. Так всегда происходит, когда выбираешь из двух зол, потому что не ищешь других вариантов, а не пробуешь их искать, потому что не видишь ничего, кроме зла.

Выбор из двух зол – это всегда ловушка. Щадить пиратов было нельзя. Они не пощадят учёных. Казаков уже сносился, а Денис пока дорабатывался на износ. Им всего-то можно было дать отдых и осуществлять декомпрессию строго по таблице, но пиратам банально плевать. Они были неумны и недальновидны.

Бандиты были просто неспособны оценить учёных. Преступники не задумывались о пользе, которую могли бы извлечь в перспективе. Склад гнилого водолазного снаряжения об этом свидетельствовал. Пираты жили одним днём. Офицеры эмигрировали в Дикие Воды не для того, чтобы долго жить, а чтобы взять своими руками то, что, по их мнению, недодала им родина. Денис понимал их мотивацию. Он тоже чувствовал себя обойдённым милостями судьбы. Пока он мыл пробирки, полоскался в грязи, добытой драгой со дна Карского моря, и погружался под лёд возле острова Сибирякова, молодые люди из хороших семей устраивали своё будущее и с толком проводили время. На праздник жизни Денис допущен не был. Он даже понимал, что научная карьера ему заказана. Он всех устраивал как лаборант, а в образе Ихтиандра, таскающего со дна ништяки, и вовсе был незаменим. Арина ему прямо так и сказала.

Денис припомнил их разговор в отеле, когда он пришёл каяться в убийстве. За верную службу ему были готовы многое простить. Так неужели Арина откажется от ценного сотрудника и поможет уйти в университет? Будут уговоры постажироваться ещё год, набраться опыта, знаний, чтобы легче было поступить на биофак, обещания отличной характеристики и связей… Всё это он слышал и слушался старших.