На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

Марфа Кондратьевна не стала рассказывать, что Зина, ее внучка, и сейчас находится в селе. Здесь их тайный замаскированный пост ВНОС. Отсюда они сообщают в своих сообщениях о передвижении противника, количестве его войск и их назначении. Иоганн снял часы. На задней крышке было выгравировано: «Этими часами награждается ефрейтор С.А.Кирилюк за доблесть и смелость, проявленную в бою». Он даже вспотел, подумав, что эти часы, если бы они попали в руки его соотечественников, выдали бы ее с головой. Он положил часы себе в карман. В случае обнаружения их, он может сказать, что снял их с мертвой русской девушки. Самое большое наказание за то, что он присвоил их себе, а не отдал на нужды Германии, ему могут объявить взыскание. Ну, может быть, понизят в должности. Но понижать уже некуда. Так что он может попытаться сохранить часики для Софии, его родной Софии.

– Спасибо. Вы мне дочь спасли.

Женщина всплеснула руками.

– Ну, и ну… – только и сказала.

Когда Иоганн выносил дочку из дома, хозяйка сказала:

– Если вам нужно будет ее где-то поселить, привозите ко мне, я позабочусь о ней.

– Спасибо. Я буду это иметь ввиду. После лечения в госпитале, ей необходима будет еще реабилитация.

Он на машине, которая ехала мимо городка, довез Соню до госпиталя. Начальнику госпиталя сказал, что она его дочь, и что он ее случайно увидел в селе. То, что она солдат вражеской армии скрыл. Соню сразу же взяли на операционный стол. Надо было обработать раны, вытащить осколок, засевший в бедре. Кроме того, ей требовалось срочное переливание крови. Надо было спешить, она потеряла много крови. Нужной группы крови в госпитале не оказалось, и Иоганн предложил сделать прямое переливание. Все самое опасное было позади, и теперь он мог подумать о том, как он представится своей дочери. Он думал над тем, рассказывать ей правду или что-нибудь придумать. Как объяснить ей, почему он, ее отец, жил в другой стране, никогда не приезжал и не общался с нею, и фамилию она носит не его. Как объяснить ей, что не его в этом вина, а политика государств, в котором жил он и его любимая женщина. Он, как немецкий специалист, работал в Советском Союзе. Молодой, красивый, полный сил и энергии, он встретил ту, которая была единственной на всю его жизнь. Но они не могли пожениться. Он жил в Германии, она на Украине. Браки с иностранцами в Советском Союзе были запрещены. Но пока у них было все хорошо. Над головами сияло безоблачное солнечное небо, и короной вставала радуга – счастье. Но это было до тех пор, пока она не узнала, что беременна. Иоганн обрадовался этому сообщению, и просил ее:

– Не избавляйся от ребенка. Это наша кровинушка, плод нашей любви. Я поеду в посольство и добьюсь разрешения на брак.

Но в посольстве, узнав о его сложностях, отозвали назад в Германию прямо с Москвы. Он даже не попрощался с Надей, только написал ей письмо, в котором объяснил произошедшее и просил ее назвать девочку Софией, как и его мать, а мальчика Иоганном. Он обещал, что сможет приехать в Союз, и очень надеялся на то, что в Германии выхлопочет снова себе командировку. Но в Союз он попал только теперь, спустя почти двадцать лет, изрядно подмочив свою репутацию порочащей истинного арийца связью со славянкой. Только часть его надежды исполнилась – он увидел свою дочь. Если войска дойдут до Донбасса, то он сможет увидеть и Надю. И он скажет ей, что спас их дочь, что Господь помог ему в этом. Надя его поймет и простит. Он знает – настоящая любовь, а он считал, что у них – настоящая любовь, все понимает и все прощает. А вот поймет ли его дочь и простит ли? Пока она была без сознания, он все думал, как расскажет ей об этом, какие слова подберет. И вот она пришла в сознание, и наступил тот час, которого он так ждал и которого не меньше боялся. Она открыла глаза. И теперь он должен будет ей все рассказать.

Ночью, когда раненные солдаты спали, он пришел к Соне, и рассказал ей свою историю, в которую она не поверила.

– Зачем вы это сделали? Теперь меня будут считать предателем и расстреляют.

– Ты не вернешься к русским. Ты поедешь в Германию. Еще жива твоя бабушка Софи, и ты будешь жить в Дрездене.

– Никуда я не поеду. Я вернусь к своим, пусть меня даже расстреляют.

– Дочка, что ты такое говоришь? Ведь они тебя оставили умирать. Если бы я тебя не нашел, ты бы уже не здесь лежала живая и почти здоровая… Господь меня послал спасти тебя, и я тебя не отдам на растерзание советскому трибуналу.

Иоганн попросился, чтобы его оставили работать при госпитале. Его просьбу удовлетворили. И он мог почти все время видеть ее, заботиться о ней. Его очень удручал ее отказ ехать в Германию, и он побаивался, что, еще не выздоровев до конца, она сбежит из госпиталя, поэтому он сильно не настаивал. Он решил с ней поговорить об этом.

– Софи, ты, наверное, вынашиваешь план побега, но это безумие. Ты на оккупированной территории, и неизвестно, как поведут себя те, в чьи руки ты попадешь. В селе есть хорошая женщина, которая согласна, чтобы ты у нее пожила. Когда лечение в госпитале будет окончено, я тебя отвезу к ней. Если ты до того времени не решишься ехать в Германию, будешь жить у нее. Дома в Дрездене ты бы жила со всеми удобствами, которых нет у вас в Союзе. Ты бы не нуждалась ни в одежде, ни в пище. А в селе голод и никаких удобств. Конечно, я буду привозить тебе продукты. Но это будет возможно до тех пор, пока немцы будут в селе. Как только русские выбьют немцев из села, я тебе помогать не смогу. И очень сомневаюсь, что тебе будет нужна моя помощь. Русские не будут разбираться, шпионила ли ты в пользу Германии или нет. Им будет достаточно того, что ты лежала в немецком госпитале, для того, чтобы тебя отдать в лапы палачей.

– Пусть меня расстреляют, но в моей стране! Я не хочу ничего общего иметь с фашистами!

– Я же не фашист. Я гражданин своей страны, военнообязанный и вынужден служить. Я ведь никого не убиваю. Я – брат милосердия.

– Не надо было меня забирать из леса. Пусть бы я умирала там! А теперь на мне такое пятно!

– Как я мог позволить умереть своей дочери? Как я мог, Софи? Господь мне дал шанс. Он устроил мне встречу с дочкой, которую я никогда не видел, и даже не знал дочь у меня или сын. Если бы ты знала, как у меня болит душа за тебя и как мне не хочется снова с тобой расставаться. Уже две недели прошло, как я встретил тебя, а ты меня ни разу не назвала «папа».

– Я не могу тебя называть папой. У меня другой папа, который сейчас с вами сражается на фронте.

Горькой была встреча Иоганна со своей дочерью. Та радость, которая обуяла им в первые часы, когда он нашел ее, постепенно угасала под ее непримиримым взглядом. Она никак не хотела соглашаться называть его отцом и уехать подальше от войны, как ни старался он убедить ее.

– Подумай, – говорил он дочери, – зачем тебе спешить умирать. Надо переждать опасность, и не лезть зверю в пасть. Если победят немцы, твоя жертва будет бессмысленной. Они и сейчас уничтожают славянское население, о потом, вообще, почти всех умерщвлят. Есть директива Гитлера, оставить славян только столько, сколько им будет необходимо для рабочей силы. Вы будете рабами. Ты хочешь быть рабыней?