На Пришибских высотах алая роса - Лиана Мусатова

Она открыла глаза. Солнцем оказался небольшой электронагреватель, который висел на стене у ее кровати. Госпиталь. «Значит, меня все-таки подобрали наши санитары, – мелькнула радостная мысль, – значит, я не погибла, и буду жить». Ее кровать от остальных отгораживала ширма. Оно и понятно: в госпиталях в основном мужские палаты. Пока она пыталась понять свое новое положение, из-за ширмы донеслась немецкая речь. Ее обдало волной ужаса. Она хорошо знала немецкий язык. Учительница в школе удивлялась ее произношению – «почти, как настоящая немка», и говорила, что у нее невероятные способности к языкам.

Кто-то проговорил:

– Русская пришла в себя. Надо позвать санитара. Иоганн!

В дверях показался мужчина лет сорока на вид приятной внешности, поджарый и подвижный. Он быстро вошел в палату. Санитар был не высокого роста с тонкими чертами лица и густыми каштановыми волосами, зачесанными вбок и назад с четким пробором. Глядя на волосы и пробор, Соня удивленно подумала: «Как у меня». У нее были точно такого же цвета густые волосы, и зачесывала она их на левую сторону и точно так же, как это делал санитар. До призыва у нее были длинные косы. Но по уставу надо было постричь волосы до пол-уха, что им всем и сделали. И летели на пол кудрявые и прямые пряди, золотистые и каштановые, а то и черные, как смоль. Она вспомнила, как жалко ей было расставаться со своими косами, ведь растила она их с первого класса. У нее были самые густые волосы и самые толстые косы в классе. Это было ее гордостью.

– Твоя русская открыла глаза.

– Софи, девочка, ну, наконец-то!

Над ней склонился немец, приложив к губам палец, означающий, что она должна молчать. Соня посчитала, что она все еще бредит. Она в немецком госпитале. Немецкий санитар ее называет «Софи, девочка!». Ее не расстреливают кровожадные чудовища – немцы – враги. Что-то здесь совсем не так, как в реальной жизни.

– Я понимаю, ты удивлена, – обратился к ней санитар на довольно хорошем русском языке, – но я тебе все объясню, когда тебе станет немножко лучше. Ты еще очень слаба, и тебе необходимо набраться сил. Ничего не говори. Тебе нельзя говорить.

– Нет уж, – хотела громко и твердо сказать Соня, но получилось еле слышно, – лучше сразу говорите, сейчас. Может быть, мне и сил не надо набираться.

– Что ты такое говоришь?! Как это не надо набираться. Ты много крови потеряла и была на волосок от смерти. Я вовремя тебя нашел. Ты не волнуйся. Здесь, рядом со мной ты в безопасности, тебя никто не обидит.

– А почему вы так обо мне заботитесь? Кто вы такой?

– Все узнаешь позже, когда у тебя будет достаточно сил, чтобы переварить то, что я тебе скажу.

Он также стремительно вышел, как и вошел, и вернулся со шприцем, наполненным лекарством.

– Сейчас я тебе сделаю укол. Это витамины и успокаивающий препарат, чтобы ты не волновалась. Помни одно: ты в безопасности.

* * *

Русской группировке удалось прорваться сквозь немецкие позиции, и они ушли на соединение с основными силами. На поле и возле леса, где недавно кипел бой, остались лежать раненные и мертвые обоих враждующих сторон. У немцев был приказ: «Раненных русских в плен не брать. Пристреливать на месте». Так они и делали. Вдруг Иоганн услышал тихий зов: «Мама, мама!» Что-то до боли знакомое показалось ему в этом голосе. Он резко повернулся и пошел на голос. На опушке леса стояла русская зенитная установка, а рядом на дне окопа, лежала девочка. Это она звала маму. «Боже, даже девчонки у них воюют!» – воскликнул санитар, повернул к себе лицо девчонки, и обмер.

– Надя! Что ты здесь делаешь? – вскрикнул он, и тут же опомнился.

Его Наде, так же, как и ему уже под сорок, а перед ним лежала совсем еще девчонка с лицом его любимой, которую он оставил в том далеком 21-ом году. Та же слегка вздернутая верхняя губа, как будто она все время слегка улыбается. Те же три звездочки-родинки над верхней губой справа, составляющие собой равнобедренный треугольник, стоящий точно вертикально на горизонтальном основании. Нет сомнения – это его дочь. Он достал окровавленные документы. Старший сержант Кирилюк София Андреевна. У него задрожали руки. «Дочечка, милая моя, судьба мне дала возможность встретиться с тобой. Он наклонился и послушал сердце. Оно билось. Вся гимнастерка и шинель были мокрые от крови. Она потеряла много крови и надо спешить. Но в госпиталь советского солдата он принести не может. И он принимает решение нести ее в ближайшее селение, забинтовав туго рану, чтобы остановить кровь. Он снимает с нее советское обмундирование и надевает немецкое, сняв его предварительно с трупа рядового солдата, и попросив у него прощения за это:

– Ты прости меня, друг. Ты уже мертв. И тебе не нужна одежда. А я спасу свою дочку.

Документы Сони, ее комсомольский билет и воинскую книжку закопал возле орудия. Оставил только маленькую фотографию Нади, которая лежала в комсомольском билете. Ее он положил себе в нагрудный карман. Не помня себя от радости и переживая за жизнь дочери, он бежал через лес, неся ее на руках. Ноги цеплялись за мелкий кустарник, ветки деревьев больно хлестали по лицу, но он не чувствовал боли. Сейчас только от него зависело – будет ли жить его дочь. Он бежал, целовал дочь, прикладывал ухо к груди – бьется ли еще сердце, и радостно кричал: «Бьется! Бьется!» Добежав до селения, постучал в дверь первой же избы. Вышла пожилая женщина. Взгляд ее был неприветливый, но она, отступив к стене, пропустила его с ношей в дом. Иоганн положил Соню на лавку в большой комнате и попросил:

– Нужна горячая вода и женская одежда.

Только теперь женщина заметила, что у немца на руках была девушка, а не немецкий солдат, как она подумала сразу. Сделав перевязку уже, как положено, он переодел Соню в крестьянскую кофту и юбку. Она все еще была без сознания. Не помогал даже нашатырь. Он сел рядом на лавку и перевел дух. Все, что мог и, что следовало сделать в данном случае, он сделал. Кровь остановил, и теперь надежда только на молодой девичий организм. Но время шло, а Соня не приходила в сознание. У нее поднялась температура, и Иоганн понял, что без срочной врачебной помощи не обойтись. До госпиталя километров двадцать. На руках он ее не донесет. Надо достать машину или, на худой конец, мотоцикл. Хотя мотоцикл не желательно, так как от вибрации могло опять начаться кровотечение.

– В селении немцы есть?

– Есть.

– Хорошо. Значит, я вас покину. И не буду смущать таким неординарным вторжением.

– Да, мы тут и не такого насмотрелись. Но, чтобы немецкий солдат спасал русского солдата… такого еще не было.

– Почему вы решили, что она солдат?

– Часы.

– Что часы?

– У нее на руке часы в серебряном корпусе. Такими часами награждают бойцов войск ПВО Московского округа за воинские заслуги. Это именные часы.

– Откуда вы это знаете?

– Девушка из нашего села служит там. Она приходила, когда немцев еще не было. У нее тоже такие часы.