Осколок его души - Марина Александрова

Хотя, слово «в порядке» не совсем подходит его детству, точнее тому периоду его детства, наполненному одиночеством и тоской по отцу, которого, как ему казалось, лишний раз боялись даже вспоминать. Будто с его смертью его просто вычеркнули из мира живых.

Китарэ прикрыл глаза, погружаясь чуть глубже в воспоминания, которые предпочитал лишний раз не тревожить.

— Принц! Принц! — пожилой слуга, которого приставила к нему мать, был слишком суетным и порой Китарэ просто прятался от старика, не желая лишний раз выслушивать его причитания о том, что по мнению Лидо было смыслом существования любого наследника:

«Ваша спина недостаточно прямая, вы же будущий Император!»

«Вы используете, диалект западных земель, когда перестаёте следить за тем, что говорите. Это недостойно будущего Императора! Да, ваша мать родом оттуда, по вас это не оправдывает».

«Не забывайте о манерах, особенно, когда разговариваете со старшими!»

«Раньше вы не позволяли себе ковыряться в носу! Что за отвратительная привычка!»

«Вам не следует бегать, когда в этом нет необходимости! Для этого есть тренировки».

Китарэ ненавидел этого старика. Уже став старше он мог понять, что причиной его раздражения был вовсе не слуга, а его попытки давить на него тогда, когда ему и так было нечем дышать. Китарэ, казалось, что каждый новый день подобен пытке. Он задыхался, его разрывало от желания бросить всё и уйти Парящие ведают куда, лишь бы не оставаться в месте, где он всего лишь призрак, бессловесная опасная тень! Он ненавидел всё это. Его словно тянуло куда-то далеко-далеко… лишь там он бы смог вновь ощутить себя прежним, настоящим и умиротворенным.

В тот день слуга искал его, чтобы сопроводить в сад, где Китарэ уже ждал Ис Нурак. Для чего он мог понадобиться дяде сейчас? Он не видел его с того самого момента, как пришёл в себя и вот спустя несколько месяцев он ждёт его в саду? Это было странно. Но с другой стороны, впервые за много дней пришли навестить именно его, а не встретиться с ним на очередном официальном приёме или встрече, чтобы дать почувствовать очередной взгляд «сквозь». Это странным образом воодушевило мальчика тогда.

Ослушавшись любых запретов, он почти бежал, петляя по замысловатым дорожкам императорского сада. Его дядя сидел на широкой скамье под навесом беседки, которую оплетал дикий виноград. Ис Нурак любил дорогие вещи, вот и в этот день, он облачился в безумно дорогое кимоно, сотканное из золотых и жемчужных нитей. На его указательном пальце красовался нефритовый перстень, в виде дракона, а в руке он держал небольшой веер, которым неустанно обмахивал себя, отгоняя полуденный зной.

Увидев Китарэ, он встал и слегка улыбнулся:

— Малыш, Китарэ, — пожалуй, это единственным, что успел сказать в тот день Ис Нурак. Он подошел к наследнику и положил свою ладонь на плечо Китарэ.

То, что произошло дальше, было загадкой, для Китарэ по сей день. Он не помнил. Лишь обрывки воспоминаний, словно клочья невнятного сна, когда пожилой слуга пытался оторвать его от лежащего на земле родственника. Он кричал тогда. Нет, не так, он выл и орал точно раненный зверь и всего два слова вырывались из его горла, когда пальцы продолжали разрывать кожу на лице родственника:

— Я — Аши! Аши!

Китарэ вздрогнул, словно сбрасывая непрошенные воспоминания, и провел рукой по влажным волосам.

Это имя он помнил по сей день, как и клокочущий, полный гнева рёв, вырывающийся из его собственного горла. Помнил и Ис Нурак, вот только его больше интересовало то, насколько Китарэ в здравом уме. Было и ещё кое-что, к чему Китарэ не знал, как подступиться уже долгие обороты. Та часть сознания дракона, что дремлет в нём уже долгое время, что-то почувствовала или увидела, когда его дядя коснулся его, но как узнать «что», если его сознание разбито на осколки и единственный шанс всё соединить — это ступить за Полотно.

* * *

Прошло несколько дней с тех пор, как мы с Китарэ покинули дом Пэа. И поскольку, неделя ещё не прошла, то остальные ребята всё ещё наслаждались отдыхом. Для меня вернуться было невозможным, поскольку свой переход, за который оплатила семья Пэа, я уже истратила. Китарэ же не стал возвращаться по неизвестным мне причинам, хотя, мог себе это позволить. Каждый день мы посещали утренние и вечерние молитвы и, пожалуй, это было единственным временем, когда мы пересекались. Занятия для нас двоих не проводились, так как без остальных это не имело смысла. Мы должны были работать в связке, учиться взаимодействовать с энергиями друг друга. Так что, можно сказать, весь день мы были предоставлены сами себе. Говоря откровенно, я хотела бы потратить это время на то, чтобы продолжить выстраивать мостик между нами. Все эти дни моё бедное сердце то и дело тревожно замирало в груди, будто спрашивая дозволения забиться чуть сильнее, волнительнее. Противостоять этому я не могла, равно, как и запереть собственные воспоминания. На самом деле, в моих мыслях был настоящий кавардак, но я и не пыталась привести их в порядок. Стоило бы мне задуматься над произошедшим, как это непременно расстроило бы меня. Странное дело, я совершенно не думала о Дорэй и её словах, напротив, всё, что она сказала, успокоило давно ноющую рану на моём сердце. Избавило от самого коварного вопроса «почему» и дало ответ, который оправдал мою нелюбовь к остаткам собственной семьи. Мне стало спокойнее. Этот шрам стал понятным для меня. А, может быть, просто появился тот, о ком думать мне было гораздо приятнее и волнительнее, чем о старой ведьме.

После каждой утренней молитвы Китарэ покидал храм, а возвращался лишь к вечерней. Казалось, он избегает моего общества, хотя, вероятнее всего, у него были свои дела. Я не приставала к нему, давая пространство и время, хотя и не понимала, чего он тянет? Сейчас был самый подходящий момент, чтобы начать исследовать мою память. Я понимала, чем это обернётся. Во-первых, он узнает, что я девушка. Но, думается мне, это не так и страшно. Я никого не обманывала — это будет ему так же понятно. Пожалуй, самым смущающим в этом был момент поцелуя с Аши… как и то, что стоит мне об этом подумать, как моё сердце болезненно вздрагивает и замирает в груди. Но я эвей выросший в позоре, без чести и лица. Будь у меня честь, я бы сама исполнила так и не вынесенный моей семье приговор. Так, что каплей позора больше, каплей меньше. Одно я знаю точно — жизнь продолжится, даже если твой мир превратится в руины. Есть вещи важнее, ради которых можно и потерпеть.

Так или иначе, все эти дни мне было так скучно, что я решила посещать хотя бы одно занятие, исключительно в питательных целях. С ужасом я начала осознавать, что превращаюсь в настоящего паразита, которому нужны хоть какие, но эмоции.

— Сядь ниже, ещё ниже, — удар тонкого прута по больному бедру, заставил болезненно сморщиться. — Дерёшься ты хорошо, но совершенно не по канонам! Твои стойки — неправильные, — резюмировал мой самый «любимый» наставник в храме.

— Они работают, — сквозь зубы прошипела я, опускаясь ниже, отчаянно боясь, что ногу всё же сведёт судорогой.