Искушение прощением - Донна Леон

Утром он первым делом направился к синьорине Элеттре, хотя и не знал, какой прием его ждет после вчерашнего, неприятного для обоих разговора. Выяснить это сходу не удалось: секретарша разговаривала по телефону. Первое, что заметил комиссар с порога, – это цветы у нее на столе. Гвидо понятия не имел, как они называются, но точно не тюльпаны и не розы, – темные, почти багровые. Кажется, таких мрачных бутонов Брунетти еще не видел: они явно не предназначались для того, чтобы сделать комнату уютнее и наряднее.

Синьорины Элеттры за ними почти не было видно. При виде комиссара она приветственно махнула рукой, потом несколько раз указала в сторону кабинета виче-квесторе Патты и проговорила в трубку:

– Он только что вошел, дотторе! Вам удобно будет сейчас его принять?

Во время короткой паузы, пока начальник отвечал, синьорина Элеттра успела еще раз махнуть рукой и передернула плечами, показывая, что понятия не имеет, зачем Гвидо понадобился Патте.

– Хорошо, я ему передам.

Она положила трубку и указала на дверь.

Брунетти шагнул было к кабинету, но передумал и вернулся к столу секретарши.

– Знаю, вы уже наводили справки о докторе Донато. Не могли бы вы поинтересоваться и его личной жизнью? То же – в отношении Гаспарини и дотторессы Руберти.

Прежде чем синьорина Элеттра успела ответить, Брунетти без стука вошел в кабинет.

Из-за стола виднелись только плечи и частично спина виче-квесторе Патты. И спина эта ходила вверх-вниз, правда, едва заметно.

– С вами все в порядке, виче-квесторе? – спросил Гвидо, подходя к столу.

Стремительно, как чертик из коробочки, Патта выпрямился, воззрился на Брунетти и тоже замер.

– Я всего лишь завязываю шнурок, – пояснил начальник с красным от быстрого перехода в вертикальное положение лицом.

Не получив ответа, он сказал:

– Присаживайтесь, комиссарио! Хочу кое-что вам сообщить.

Гвидо послушно сел, закинул ногу на ногу, а руки положил на подлокотники. Изобразил на лице приятную, заинтересованную (как он сам надеялся) улыбку и стал ждать.

– Это касается работников багажной службы аэропорта, – сказал Патта.

Улыбка Брунетти застыла, как от укола ботокса, и он кивнул, мысленно взывая к святому Антонию, на чье заступничество уповают все, кто лишился чего-то ценного. Дорогой святой Антонио, сними это бремя с моих плеч, и моей благодарности не будет конца! Спасибо тебе! Аминь! Так наставляла его в детстве мать, объясняя, что неприлично и даже оскорбительно торговаться со святыми, предлагать им свои молитвы или сделать то и это в обмен на милость. «Просто скажи ему спасибо и что будешь помнить его доброту, – говорила она и поясняла: – Святые, они ведь все на Небесах! Чего еще им желать?»

Даже ему, ребенку, это казалось совершенно логичным, и он неукоснительно следовал ее наставлениям. Усилиями матери у Брунетти появился целый список «святых по вызову», к которым можно обратиться при случае, а потом поблагодарить за помощь, желательно погромче.

– Ну конечно, багажная служба! – по его тону можно было предположить, что эта тема ему даже интересна.

– Мы годами играем с ними в кошки-мышки, – сказал Патта.

Брунетти кивнул. Он потратил на это расследование дни, недели, месяцы. Лично наблюдал за установкой мини-камер в различных локациях аэропорта, арестовывал грузчиков, увозил их на дознание, показывал видеозаписи, на которых они рылись в багаже, порученном их заботам, и воровали. И что, хоть кто-то из них в тюрьме? Хотя бы одного уволили?

– Мне все это надоело, – устало произнес Патта, который время от времени санкционировал попытки своих подчиненных собрать неопровержимые доказательства по этому делу.

Брунетти хотелось сказать: «Как и всем нам», но он лишь изобразил на лице любопытство. Патта то ли не заметил этого, то ли предпочел проигнорировать, поэтому комиссар спросил:

– И что вы намерены предпринять, виче-квесторе?

– Мы потратили на них достаточно времени, и я решил положить этому конец, – заявил начальник тоном, не терпящим возражений.

Интересно только как… Запретить работникам багажной службы вход на территорию аэропорта? Всех арестовать? Построить стену?

– Аэропорт расположен не в Венеции, – продолжал Патта. – Он в Тессере[78]. – И, давая Брунетти понять, что такая некомпетентность его раздражает, но он все же не настолько мелочен, чтобы делать из этого проблему, виче-квесторе продолжил: – И до меня на этот факт никто не обращал внимания.

Он выждал, давая Гвидо время осознать свою долю ответственности за это правовое упущение, и произнес:

– Сегодня я встречался с юристами из городской управы и сказал им, что раз Тессера относится к Местре, а не к Венеции, значит, это в их юрисдикции, а не в нашей, и порядок в аэропорту должна наводить полиция Местре, а не мы.

– И что они на это ответили, синьоре?

– Что поднимут документацию и все выяснят, а пока… – Патта нарочно тянул с ответом. Он таинственно понизил голос, пренебрежительно махнул рукой.

– Что – пока? – спросил Брунетти, который терпеть не мог недомолвок.

– Пока полиция полностью снимает наблюдение и не будет вмешиваться в деятельность багажной службы, – заявил Патта с таким видом, словно лично арестовал всю верхушку Сакра-Корона-Унита[79] и этим все сказано.

– Полностью снимает наблюдение? – переспросил Брунетти.

– Полностью. Я приказал убрать оттуда наши патрули и проинформировал об этом своего коллегу в Местре. – Он улыбнулся Брунетти и сказал: – Думаю, вам нужно об этом знать, чтобы новое расписание не вызвало у вас вопросов.

– И как ваш коллега отреагировал на это, виче-квесторе?

Лицо Патты снова озарилось улыбкой.

– Он отказался брать на себя ответственность и расставлять свои патрули.

Комиссару почему-то вспомнился их с Гриффони разговор о фармацевтах, покрывающих друг друга…

– Очень мудрое решение, дотторе. – Брунетти улыбнулся и спросил: – Я вам еще нужен?

По кивку начальника он встал и покинул кабинет.

Синьорина Элеттра подняла глаза на комиссара, стоило ему выйти в приемную. Брунетти всмотрелся в ее лицо и обнаружил привычную приветливую улыбку, да и цветы незаметно перекочевали на подоконник.

– Виче-квесторе говорит, что расследование нарушений в аэропорту со стороны багажной службы прекращено.

– Да, – отозвалась секретарша, если и покраснев, то самую малость. – Я знаю.

«Хорошенькое дело!» – сказал себе Брунетти. Синьорина Элеттра, конечно, любила подпустить в разговор туману, и в обычной ситуации он бы решил, что ей уже кто-то что-то нашептал. Но это была не ремарка, а констатация факта: она все знает благодаря подслушивающему устройству, которое сама же установила у Патты в кабинете.