Путь домой - Михаил Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Петр ожесточенно потер виски. И в самом деле – что? Все нормально, все в порядке, все отлично… Если не считать того, конечно, что искинтов не бывает, это знает любой школьник. В таком ключе он и ответил, услышав в ответ задумчивое хмыканье:
– Интересное мнение. Школьникам, конечно, многое известно, но ведь я-то есть. Это – очевидный и непреложный факт, и меня как-то не тянет исчезать только из-за того, что какому-то школьнику взбрела в голову такая вот дурная мысль. Кстати, а почему меня не может быть?
– Да потому, что ни одному ученому пока не удалось создать саморазвивающуюся программу, имеющую характеристики полноценной личности. Сколь бы они ни были совершенны, все равно в результате получается только гигантский калькулятор, и, какими бы возможностями ни обладали компьютеры, качественного скачка не происходит.
– Это тоже знает любой школьник?
– Ну да…
– Значит, два варианта – или у вас очень посредственные ученые, или ваши школьники не все знают. Я, честно говоря, склонен предполагать вторую версию, хотя, возможно, за тысячу лет могли и головастики в своем болоте деградировать. Ибо ничто не вечно под луной… Кстати, может, хватит валяться? Одежда на тумбочке, каюту тебе покажут – просто по зеленой стрелочке иди, и все. Устраивайся, а потом прошу в кают-компанию, а то внутривенное питание – это, конечно, замечательно, но надо и что-то посущественнее зажевать, а то желудок атрофируется. Кинешь на зуб что найдешь, а потом и поговорим серьезно.
Похоже, искинт, если это действительно был искинт, а не придуривающийся умник-мозговед, не был лишен ехидства. Однако, во-первых, он был здесь хозяином, а во-вторых, как ни крути, но именно ему Петр был обязан жизнью, поэтому он решил пока что не качать права, а прояснить ситуацию, а дальше – как карта ляжет. К тому же желудок бодро квакнул, намекая, что про него забывать и впрямь не стоит. Ну а требования желудка для любого нормального мужчины – это святое.
Неловко (тело слушалось пока что не слишком хорошо) сев на кровати, Петр принялся разминать затекшие мышцы, одновременно с интересом оглядывая комнату. Надо сказать, ничего особенно интересного в медотсеке он не увидел – оборудование было аналогичным тому, что курсант наблюдал в ранее посещаемых им клиниках. И дизайн был вполне привычным, позволяющим с высокой долей уверенности определить назначение каждого элемента, разве что все оборудование, включая стоящую в углу камеру глубокого анабиоза, было заметно более компактным. Возможно, конечно, что оснащение технологически было классом повыше, чем в современном исполнении, но так, с ходу, в глаза это не бросалось. Словом, медотсек как медотсек, ничего особенного.
Черная форма без знаков различия легла на тело как-то очень привычно. Ничего удивительного, кстати, – современная флотская форма была почти точной копией имперской. Военные консервативны в принципе, а уж менять удачную, годами проверенную и доведенную до ума форму одежды непонятно на что… Смысл? И потом, как Петр подозревал, нынешним генералам и адмиралам эта классическая форма была дорога еще и тем, что напоминала о временах былого величия. Прав он или нет, сказать было трудно, но сейчас это оказалось на руку – не нужно было привыкать к незнакомой одежде, а значит, снималась масса мелких бытовых неудобств. Привычно одернув складки, курсант щелкнул каблуками удивительно удобных ботинок и сказал:
– Я готов.
Моментально в воздухе перед ним засветилась тоненькая, но ясно различимая зеленая стрелка. Голограмма конечно, но очень качественная, не хуже, чем на лучших образцах земных голографических экранов, только почему-то безо всяких экранов – на взгляд, прямо-таки вполне материальная, создавалась полная иллюзия, что ее можно потрогать. Петр и не удержался, ткнул пальцем. Ему показалось, или из скрытых динамиков и впрямь донесся ехидный смешок, настолько ехидный, что издавшего его хотелось послать всерьез и надолго, но курсант предпочел счесть происходящее глюком и больше ничего не трогать, а выполнять инструкцию, в смысле идти, куда стрелка показывает.
Стрелка показывала на дверь в коридор и, как только Петр шагнул, плавно двинулась перед ним. Дверь с тихим, почти неразличимым шелестом отъехала в сторону, пропуская человека, и тут же закрылась за его спиной. В следующий момент коридор, освещенный до того лишь слабо фосфоресцирующими панелями пола, осветился. Не ярко, свет не слепил, но в то же время видно было все, в буквальном смысле слова каждую пылинку. Непонятно, как это сделано, но ламп, как таковых, не было, зато светились и стены, и потолок, мягким, не раздражающим глаза белым светом. При этом благодаря тому, что свет лился, казалось, отовсюду, полностью отсутствовали тени. Это было непривычно, но удобно.
Пол слабо пружинил под ногами – опять же непривычно, но идти не мешало, скорее наоборот. Однако самым непривычным было не это. Больше всего курсанта удивила ширина коридора. Нынешние земные корабли простором похвастаться не могли. Конечно, в коридоре, скажем, того же «Меркатора» два человека расходились спокойно, но третьему было уже тесновато. Более или менее приличных размеров были разве что погрузочные коридоры на грузовой палубе – как раз под размеры стандартных контейнеров. Здесь же коридор был шириной не менее двух с половиной метров, и смотрелось это очень органично, пропорционально – похоже, предки предпочитали и путешествовать, и воевать с комфортом.
Коридор был длинным, прямым, но до конца его Петру пройти не дали. От коридора отходило множество ответвлений, несколько уже основного, и возле одного из них по-прежнему скользящая впереди стрелка-проводник причудливо изогнулась, требуя повернуть налево. Ну, налево так налево, настоящий мужчина налево сходить никогда не откажется.
Боковой коридор был несколько уже, но Петру так показалось даже удобнее – тело, очевидно, еще не совсем восстановилось после регенерации, и периодически на курсанта накатывала слабость, перед глазами начинало плыть, а координация движений слегка нарушалась. Искинт к этому относился, похоже, с пониманием – во всяком случае, подгонять ни разу не пытался и вообще молчал. В узком коридоре можно было хоть на стенку опереться, не боясь, что не сможешь до нее дотянуться, – Петр пару раз так и поступил, когда всерьез опасался, что упадет.
Как и следовало ожидать, искинт привел курсанта на жилую палубу, где все с тем же шелестом открыл дверь и предложил Петру войти в, как он выразился, «скромное гостевое жилище». Ну, возможно, это жилище и впрямь было скромным – комната-гостиная площадью чуть меньше двадцати квадратных метров, чуть меньших размеров спальня, она же кабинет, и совмещенный санузел. В гостиной диван, пара кресел, небольшой стол, бар, головизор, в спальне – кровать вполне приличных габаритов, пара шкафов, рабочий стол с терминалом и очень удобное рабочее кресло. Что ж, вполне возможно, и впрямь спартанская по меркам предков обстановка. После шикарной каюты два на полтора метра с удобствами в общем коридоре, которая была у Петра на крейсере, – так и вообще… скромненько.
Петр обошел комнаты, открыл шкаф – ну да, все та же форма из немнущейся ткани, два комплекта, лежит себе на полке, на другой – такая же, но камуфляжная, носки, трусы, рубашки… Стандартный набор в общем. Не богато, но вроде бы и все есть. Вон даже запасные ботинки внизу стоят. Во втором шкафу не было ничего – очевидно, предполагалось, что хозяин заполнит его личными вещами.