Весталка. История запретной страсти - Жюльетт Сапфо

Знатная кампанская фамилия Блоссиев с тех пор, как родина их предков попала в римскую зависимость, неизменно держалась в стороне от политической жизни государства. Однако в Кампании многие ещё помнили, что в прежние времена представители этого рода занимали важные магистратуры. В годы Второй Пунической войны Марий Блоссий, тогдашний кампанский претор, не только благоволил к Ганнибалу, но, говорили, был даже дружен с ним. Нынешние же Блоссии не искали расположения ни самого правителя, ни кого бы то ни было из его фаворитов. Только один из них, Марк Блоссий, известный острым умом и тонким вкусом, пользовался покровительством знаменитого поэта Овидия Назона.

В этот предзакатный час на вилле Марка Блоссия царил покой. Давно улеглись хлопоты, вызванные прибытием хозяина имения и встречей гостя: они оба были сейчас заняты оживлённой беседой.

– Надеюсь, отдых на родине заживит в твоей душе те раны, что остались от недавних пережитых волнений, – говорил Марк Блоссий, положив на плечи брата свои загорелые ладони и глядя на него своими блестящими глазами, в которых читалась радость. – Хочется верить, что Фортуна и впредь будет покровительствовать нам.

– Да, мне чудом удалось выпутаться из той ужасной истории, – с ленивой усмешкой отозвался Деций. – Наверное, Август до сих пор рвёт и мечет от бессильной злости. А, может, составляет новый закон, который ограничивал бы возможности жреческих коллегий влиять на решения суда.

– Знаешь, чтобы помочь тебе избежать суда, я попытался разобраться, что же на самом деле случилось в семье той несчастной девушки, – продолжал Марк. – Один из соседей был убеждён, что она покончила с собой вовсе не из-за тебя. За крупное вознаграждение этот человек был готов дать свидетельские показания публично, мы с ним обо всём договорились, но накануне судебного разбирательства он вдруг исчез. Странная история, не правда ли?

– Согласен. Я разбивал сердца женщин, но ни одну из них не доводил до самоубийства...

После этих слов Деций умолк, нахмурясь; Марк, видя, как изменилось настроение брата, поспешил сменить тему разговора:

– Как бы там ни было, всё самое страшное осталось позади! И я искренне рад видеть тебя как прежде беспечным и уверенным в себе.

– Зато в тебе, Марк, я заметил перемену. Что-то случилось?

Марк ответил брату загадочной, только ему одному свойственной улыбкой и, устремив взгляд в сторону заходящего солнца, проговорил:

– Ты не захотел прийти на праздник освящения театра Марцелла. И совершенно напрасно. Знаешь, император был бесподобен.

– Я слышал, там произошло какое-то несчастье, при котором пострадали люди.

– Это всё слухи! На самом деле обошлось без жертв, и никто сильно не пострадал. Разве что Цезарь немного ушибся... Что до меня, та суматоха была мне только на руку. – Марк выдержал паузу и прибавил с той же смутной улыбкой на устах: – Я получил возможность выразить благодарность за твоё спасение и в какой-то мере сам сыграл роль спасителя.

– Что ты говоришь?! – воскликнул Деций, сверкая глазами. – Ты видел её?

– Не только видел, но и говорил с нею, держал её в своих объятиях, дышал её дыханием...

– Клянусь Кипридой, потом ты искал встречи с нею!

– Да, я хотел узнать её имя и увидеть дом, в котором она живёт.

– Говори же поскорее, добился ли ты того, чего желал? – Голос и взгляд Деция выражали одновременно и внимание, и нетерпение.

– Нашу милую девственницу зовут Альбией и живёт она в прелестном светлом доме на южном склоне Капитолия.

– Уж не та ли это Альбия, чей брат погиб в войне с альпийцами? – ещё больше оживился Деций.

– Ты был знаком с её братом?

– Нет. С её братом – нет. Но я очень хорошо знаю его вдову. Впрочем, ты и сам её знаешь. Я говорю о Кальпурнии.

– Вот как! – Марка как будто обрадовало услышанное, а на его лице появилось выражение, которое обычно знаменует рождение новой дерзкой мысли.

– Так что же? – продолжал расспрашивать Деций, сгорая от любопытства. – Она видела тебя?

– Моё появление у её дома вызвало у неё смущение. Румянец, вспыхнувший на её нежных щёчках, и потупленный взор выдали её с головой.

– И это понятно! Наша юная Амата* не привыкла к тому, что её преследуют мужчины, – со смехом произнёс Деций, но, вопреки его ожиданию, Марк не разделил с ним этого ироничного мнения.

Он перевёл взгляд на лицо брата, и улыбка на его губах постепенно растаяла.

– Я не желаю знать, что говорят об этой весталке, но знаю, что ей следовало бы посвятить себя служению иной богине. И ещё я знаю, что сама Венера – если только она существует – не может быть прекраснее этой девушки...

– Что я слышу?! Ты вправду серьёзно увлёкся этой жрицей?

– Насколько могу увлечься кем-нибудь или чем-нибудь.

– Но скажи мне, чем она – на своё или на твоё несчастье – покорила тебя? Она красива, это правда, но ты на своём веку видал и не таких. Что же ты сумел разглядеть в ней такого, чего недоставало тем женщинам, которые пытались удержать тебя? – не унимался Деций в своём искреннем недоумении.

– Ты прав, я знавал женщин неизмеримо красивее... но ни к одной из них я не испытывал такого непреодолимого влечения, какое вызывает у меня Альбия. Есть в ней... в её фигуре, движениях, взгляде, голосе нечто такое... нет, не буду продолжать, ты всё равно не поймёшь... Скажу лишь, что это очень сильное чувство, и оно неподвластно каким-либо рассуждениям или сравнениям, – ответил Марк, и его чёрные глаза вдруг погрустнели.

Братья на время умолкли. Тишину над их головами нарушал лишь лёгкий ветерок, пробегавший в листве деревьев, и ещё трепет птичьих крыльев.

– Клянусь светом Геспер*, я тебе не завидую, ибо увлечься жрицей, давшей обет целомудрия, это всё равно что влюбиться в Диану, – снова заговорил Деций, в сомнении покачав головой. – Ты должен бы знать, что эта крепость неприступна.

– Разумеется, штурмом её взять нельзя. Добродетель требует дипломатии – это её единственный недостаток и вместе с тем величайший соблазн. Однако любой крепостью, какой бы неприступной она не казалась, рано или поздно можно овладеть – нужно лишь применить верную тактику, – отозвался Марк, и в глазах его снова блеснули весёлые искорки.

– Но как ты намерен действовать? Ведь, согласись, твоё желание нелегко осуществить. Увлечь жрицу Весты и добиться её любви – эта рискованная задача не идёт ни в какое сравнение даже с тем поступком, за который я чуть было не поплатился жизнью. Так неужели ты, кого природа наделила благоразумием, которым ты всегда отличался от меня, неужели ты не понимаешь, что безрассудное твоё желание погубит тебя? Ах, Марк, у меня тревожное предчувствие...

Но Блоссий-старший словно не расслышал последних слов брата.

Небосвод постепенно окрасился в фиолетовые и сиреневые тона. Чёрные силуэты кипарисов вырисовывались отчётливей, чем днём; и заметнее, чем прежде, было выражение решимости на мужественном лице Марка.