Весталка. История запретной страсти - Жюльетт Сапфо

– Vale!*

***

Похищение сабинянок – согласно легенде, в недавно основанный Рим, где была нехватка женщин, Ромул пригласил на игры соседних сабинян вместе с их семьями. Похищение незамужних сабинянок послужило причиной войны. Позже сабиняне переселились в Рим.

Пеплум – просторное женское платье из тонкой ткани.

Virgo magna (лат. «Великая дева») – титул старшей весталки.

Пракситель (сер. 4 в. до н.э.) – выдающийся греческий скульптор, мастер изображений богов и людей; в образе Афродиты Книдской создал одну из первых скульптур обнажённой богини любви.

Vale (лат.) – традиционная формула при расставании.

Следуя примеру Юлия Цезаря, император Август стремился превратить Рим в красивый мраморный город, настоящую столицу мира. В подражание построенному предыдущим правителем Форуму появился Форум Августа: вместе с храмом Марса-Мстителя, воздвигнутого в честь победы Октавиана и Антония при Филиппах, он образовал новый архитектурный комплекс. Перед храмом стояли статуи древних героев Рима, призванные напоминать гражданам о величии государства. На Палатине, близ дома, где жил сам император, был возведён великолепный храм Аполлона, который, как полагал Август, помог ему в битве при мысе Акций. Кроме того, Рим украсило мраморное святилище божественного Юлия; рядом с общественными банями, построенными под руководством Марка Випсания Агриппы, поднялось грандиозное здание храма Юпитера – Пантеон.

Новый каменный театр, названный в честь Гая Клавдия Марцелла, скончавшегося к тому времени мужа сестры Августа, был построен над Тибром на месте разрушенных жилых домов. При его строительстве впервые была применена двухэтажная колоннада; театр вмещал тридцать тысяч зрителей.

Был полдень, когда перед главным входом в театр Марцелла начала собираться толпа. Между колоннами криптопортика* прохаживались сенаторы в тогах с широкой пурпурной каймой, всадники в тогах с узкой полосой и в цветных туниках, матроны* в пеплумах и столах*, вольноотпущенники*, актёры, ремесленники и прочий люд. Под сводами галереи эхом разносились возгласы клиентов, повсюду сопровождавших своих патронов*. Постепенно нарастал похожий на гул вулкана шум голосов, и вскоре в помещении театра уже не было ни одного свободного места.

Зрители, которые в прежние времена сидели беспорядочно, ныне, при Августе, занимали места в установленном им самим порядке. Послам свободных и союзных народов император запретил садиться в орхестре*, так как обнаружилось, что среди них были вольноотпущенники. Среди простого народа были отведены особые места для женатых людей, отдельный клин – для несовершеннолетних, соседний с ним – для их наставников. Женщины должны были сидеть на самых верхних рядах, хотя по старому обычаю они садились вместе с мужчинами. Отдельные места напротив преторского кресла были предоставлены девственным весталкам.

Ряд, в котором находились жрицы Весты, напоминал полосу ослепительно-белого снега. Альбия сидела по правую руку от старшей весталки и не сводила глаз с императорской ложи. Ещё бы! До этого ей ни разу не приходилось видеть того, кто правит миром, так близко.

Октавиан Август был уже немолод, но сохранял удивительную привлекательность. Возраст лишь слегка посеребрил его рыжеватые, чуть вьющиеся волосы, уложенные и напомаженные искусным цирюльником. Лицо его было спокойным и ясным, глаза – светлые и блестящие. Август любил, чтобы в его глазах чудилась некая божественная сила, и бывал доволен, когда под его пристальным взором собеседник опускал глаза, словно от сияния солнца. «Мы верим: в небе гром посылающий царь богов Юпитер; здесь же причисляется к богам наш Август», – писал поэт Гораций. Император, невозмутимый и величественный в своём пурпурном одеянии, казался богоподобным – таким, как его изображали в скульптурных портретах.

Рядом с ним восседала его жена Ливия, удочерённая семьёй Юлиев и под именем Юлии Августы провозглашённая соправительницей. По обе стороны от царствующих супругов располагались придворные сановники, сенаторы, военачальники – словом, всё, что было в Риме знатного и богатого.

Сидевшие позади весталок зрители громко разговаривали и смеялись, и только когда префект города подал знак для начала представления, наступила долгожданная для Альбии тишина. Теперь все ждали, когда император откроет праздник освящения театра.

Неожиданно случилось страшное: у консульского кресла, в котором сидел Август, разошлись крепления – и божественный упал навзничь. Оглушительное «А-а-а!», вырвавшееся из тысячи глоток, потрясло амфитеатр. К императору устремились его рабы и солдаты из его личной охраны. Августу помогли подняться, и народ, видя его живым и невредимым, облегчённо вздохнул. Но едва император подал знак к началу представления, как среди зрителей началось смятение: многим из них показалось, что рушится амфитеатр. Люди вскакивали со своих мест и бежали к лестницам, стремясь поскорее выбраться наружу. Бегущие заполнили проходы; одни теснили других; тех, кто замешкался, сбивали с ног; отовсюду неслись возгласы и ругательства.

Пинария – старшая весталка – схватила Альбию за руку и потащила за собой к проходу. Едва они оказались на ступеньках лестницы, как раздался страшный треск. Оказалось, что в самом верхнем, недостроенном ряду деревянные скамьи, поставленные вместо каменных, были сломаны бегущими людьми. Этот звук нагнал на толпу ещё больше страха – теперь зрители с верхних рядов амфитеатра сбегали по лестнице, подобно стремительно несущимся потокам водопада.

Увлекаемая Пинарией, Альбия бежала к выходу из театра. В глазах у неё рябило от вида испуганных лиц, раскрытых в крике ртов и вытянутых рук. Неожиданно кто-то сильно толкнул её в спину, а в следующее мгновение несущийся поток оттеснил её от Пинарии. У девушки не было сил противиться тому бешеному натиску охваченной паникой толпы, который грозил сбить её с ног, смять и стоптать.

Глаза Альбии наполнились слезами. Впервые в жизни она почувствовала себя настолько слабой и беззащитной, что готова была разрыдаться от отчаяния. Со всех сторон её толкали и притесняли, и она казалась себе соломинкой, попавшей в водоворот. И вдруг словно спасительное течение подхватило её и подняло на гребень волны.

Альбия не сразу поняла, что её держат чьи-то сильные руки. Повернув голову, она обратила к человеку, нёсшему её на руках, своё прекрасное, сразу вспыхнувшее румянцем смущения лицо и проговорила тихим голосом:

– Благодарю тебя, мой спаситель.

Он ничего не ответил и только как-то загадочно улыбнулся ей.

На мгновение их взгляды скрестились, и весталку словно опалило огнём. Странное и непривычное чувство испугало её, заставило её сердце забиться сильнее. Пытаясь избавиться от этих неожиданных ощущений и чувствуя необходимость сказать ещё что-то, Альбия произнесла уже громче:

– Да покровительствуют тебе боги и да пребудет в мире твой дом.

На этот раз благородный незнакомец ответил ей: