Сосновые острова - Марион Пошманн

Басё продал дом и имущество, попрощался с друзьями и отправился вглубь страны. Это было путешествие не только для тела, но и для духа. Басё, как и Сайгё столетиями ранее, следовал за луной, той, что встает над Мацусимой.

Мацусима, прекраснейшее место во всей Японии, бухта Сосновых островов. Гильберту это чрезвычайно импонировало. Его собственное положение, в конце концов, весьма схоже, он тоже все бросил, резко, вдруг, бежал на край света от своего западного существования. Как и Сайгё, Гильберт ничего не стал объяснять жене, даже от участия в конгрессе отказался.

Мацусима притягивала лунатиков, очарованных луной эксцентриков. Эти лунные пилигримы слагали здесь свои собственные священные легенды, и ничто не имело для них значения, кроме поэзии, а поэзия стала для них дорогой духа к небытию. Они были экстремистами, аскетами, помешанными на красоте определенного типа — на мимолетной красоте цветов, на неверной, призрачной красоте лунного света, на хрупкой красоте уединенного, замкнутого ландшафта.

Гильберт представил себе полную луну над черными соснами. Серебристый свет разливается над темными силуэтами, освещает морщинистые лица старых скитальцев. Странствующих монахов. Художников с бородами до колен. Он взволнованно улыбнулся во мрак своей комнаты, в глубину Вселенной, и поправил сбившуюся подушку. Теперь у него есть цель.

Ночью, в полной темноте, он нащупал свой мобильный телефон и посмотрел на светящийся синим дисплей. 25 тысяч звонков, ни одного он не слышал. Наверное, что-то не то со звонком. Автоответчик переполнен, нет смысла все это прослушивать, это займет сутки точно. Кому очень надо, перезвонит еще раз.

25 тысяч звонков, 25 тысяч сосновых иголок мерцают в лунном свете. Сосновые иглы колышутся на ветру, потом отрываются от веток и превращаются в линии и рисунки, как железная стружка, притянутая магнитом. Тончайший рисунок, штриховка, подвижная, текучая. Серый асфальт повсюду, давящая пустота. Платформа, решетка. Бессчетные множества кружащихся сосновых игл. Поезд приближается.

Гильберт Сильвестер проснулся от звуков в ванной. Японец аккуратно сложил футон и пристроил его за белыми кубами так, что он и места-то не занимал. Дверь в ванную не доставала до пола сантиметров на десять. Из щели клубился белый пар. Спортивная сумка японца стояла у стены с расстегнутой молнией. Гильберт, не прикасаясь, позволил себе заглянуть внутрь. Белье, бумага и письменный прибор. Сверху лежала книга, на обложке — неловкий рисунок гробов, название, как нынче модно, на английском. «Полное руководство по самоубийству». Типичное пособие для типичной аудитории — развитых, но закомплексованных студентов с затянувшимся подростковым поведением и неясным, размытым представлением о себе. Йоса держится скромно, но втайне страдает манией величия. Студенты Гильберта вели себя очень похоже. Сомнительное существование человека, который уже знает заранее, что его существование таковым и останется, оттого-то они, должно быть, и слетаются все на его семинары, ибо он сам, Гильберт, лучший пример подобного человека. Пусть Йоса подольше пробудет в ванной, а пока Гильберт позвонит Матильде.

Она долго не отвечала. Он уже пожалел, что сам первый засуетился. Просто он исходил из того, что жена ждет его звонка. Она ответила сердито.

— Ночь на дворе!

Черт, он не учел разницу во времени, пришлось извиняться.

— Извини, не учел разницу во времени.

— Разумеется. Ты же в Токио.

Тон саркастический.

— Признаться, чудно находиться не в одном часовом поясе с тобой.

Это предложение перемирия, а то и вовсе — признание в любви.

Она секунду колебалась.

— И когда вернешься?

Он испуганно умолк: он сам себя еще об этом не спрашивал.

— Ситуация усложнилась со вчерашнего вечера, — признался он, глядя в сторону ванной, чего Матильда, конечно, видеть не могла.

— Стало быть, нескоро. Позвони, когда ситуация снова станет простой, — резко бросила жена.

Разговор был окончен.

Вода в ванной все шумела. Гильберт тихонько постучал в дверь. С этим молодым человеком придется постоянно быть начеку. Он мог отказаться от их вечернего замысла и утопиться в ванне. Но Йоса тут же ответил, что уже выходит.

Матильде надо написать подробное сообщение. А то ей, чего доброго, придет в голову заявить в полицию о его исчезновении да еще выставить его невменяемым. Они засекут его мобильный, определят, что он действительно в Токио, и Матильда лишний раз убедится, что ее муж не в себе. У нее на удивление негибкое мировосприятие, а еще она склонна к перфекционизму и ограниченности. Многие летают на шопинг в Нью-Йорк или спонтанно отправляются на серфинг в Австралию, с какой стати именно его должны счесть безумным, ну, взял человек и улетел в Токио, что такого? Он взрослый, работающий, платежеспособный, никаких проблем с законом. Пусть жена думает, что у него это исследовательская поездка. Сенсационные новаторские изыскания о ношении бороды у японцев. Матильда так устроена, что для нее безоговорочно ценен любой карьерный рост. В этом духе он и начал свое послание.

Пока он печатал, японец вышел из ванной в белом махровом халате, уселся на один из кубов и стал выводить новое прощальное письмо. Он украсил письмо наброском горы Фудзи, едва различимой среди облаков. Гильберт вздохнул. С одной стороны, японец подчинился его влиянию, велено было написать новое прощальное письмо — он пишет, и мебелью пользоваться умеет как надо, и вообще ведет себя смирно. С другой стороны, Йоса погряз в юношеской театральности. Прощальные письма — одно за другим, гора Фудзи в тумане, как будто размытая слезами, воплощенная скорбь, испытание для самого крепкого терпения, ходячая материнская боль.

Они вместе спустились к завтраку и сели за столик у окна. Йоса съел плошку с чем-то вроде рисовой каши и выпил зеленого чая. Он надел свежую белую рубашку, волосы у него блестели. Гильберт заметил, что юноша очень строен, прям и его жесты и движения отличаются элегантностью. Сам Гильберт выбрал в буфете континентальный завтрак. Кофе, тосты, яичница, апельсиновый сок. На миску с рисовой кашей он старался не глядеть. Серая и склизкая. Просто непостижимо, что Япония считается страной высокой культуры.

Ели молча. Йоса, склонив голову, ждал, пока Гильберт отложит в сторону нож и вилку. Потом молодой человек смиренно поблагодарил за помощь, участие и ночлег. Гильберт придал ему мужества. И доверия к себе. Он бесконечно обязан Гильберту, в этой жизни он, увы, никак не сможет отплатить ему добром, поэтому пусть Гильберт обратится к его родителям, они будут рады вознаградить его лучшим товаром из своего чайного магазина. Он обеими руками передал Гильберту записку с адресом, низко поклонился и сообщил, что сегодня поедет искать лучшее место для самоубийства.

Гильберт недоверчиво поднял брови, и Йоса тут же сдался. Малейший знак сомнения со стороны Гильберта, и Йоса помрачнел. Прямой, как палка, руки на коленях, голова опущена; Йоса объяснил, что у него есть книга, где перечислены все возможные места для сведения счетов с жизнью, одни лучше, другие хуже. Йоса свой выбор сделал и отыскал место высшей категории. Гильберт состроил бесстрастное выражение лица.