У Ветра твои глаза - Анна Осокина

Промыла рану отваром, перевязала ее. Для этого пришлось порвать на длинные лоскуты простынь. Уж как не хотелось Мире портить еще нестарую вещь, но ничего другого подходящего она не нашла. Туго перемотала живот. Плотные кожаные штаны решила с него не снимать. А потом села штопать его рубаху в том месте, где ее разрезал меч, то и дело тяжело вздыхая. Она не понимала, зачем делает это все. Но что же еще оставалось, когда она не могла ни убить, ни оставить его под этой злосчастной елью?..

Из глубины сознания всплывала очевидная мысль: рассказать о нем Войко. Но и этого Мира не сделала. Внутри царил полный сумбур. Уставшая за целый день и убаюканная монотонной работой, Мира задремала, сидя прямо на лавке. Во сне она снова видела Драгану. Только теперь она выглядела девицей — молодой, полной сил. Она улыбнулась Мирославе, подошла к веревке с развешенными пучками трав, сняла один и подожгла, сразу затушив. Склонилась над лежащим мужчиной и принялась водить над ним чадящим пучком, приговаривая:

«Иду, иду, гоню беду. Заведу, запутаю, в молитву закутаю, травы воскуряю, тело заживляю. Да будет так!»

Женщина встрепенулась, во сне случайно уколовшись иголкой, и беспомощно огляделась. Кроме нее и раненого в хате по-прежнему никого не было. И все же это не простой сон. Мира уже поняла, что Драгана каким-то образом поделилась с ней своими способностями. Все еще ощущая нереальность происходящего, новая хозяйка подошла к травам и повторила все, что видела и слышала… Каждое слово — точь-в-точь. Раненый закашлялся от дыма, заметался в бреду. Северянка сперва испугалась, но будто кто-то невидимый держал ее руку, помогая закончить начатое. Когда пучок истлел, моноец успокоился и мирно уснул.

Мира не стала терять времени и, кое-как затянув лежанку на полати, почти сразу провалилась в глубокий сон без малейших видений.

Проснувшись на рассвете, сразу пошла проверять, не умер ли раненый. Мужчина дышал. Ровно и глубоко. Просто спал.

— Ничего-то тебя не берет, — скривилась Мира, хотя где-то в глубине души испытала чувство, похожее на облегчение.

Сегодня нужно вернуть телегу с лошадью и отвезти отвар старосте. Не откладывая в долгий ящик, Мира наскоро перекусила тем, что осталось с вечера, и двинулась в путь, перед этим тщательно заперев дверь. Никто не должен знать о ее тайном… Кто же он? Назвать гостем язык не поворачивался. Пленником? Женщина чуть не расхохоталась. Какой из нее захватчик? Врагом? Но ведь врагов не вытаскивают с того света… Никто не должен знать о первом больном, которого она взялась лечить. Да, если воспринимать его с этой точки зрения, становится гораздо легче.

Вернулась ближе к полудню. Подошла к двери. Прислушалась. Тихо. Несколько раз провернула большой металлический ключ и отворила скрипучую дверь. Натопленный с утра дом продолжал хранить тепло. Мира сняла тулуп, оставив его в сенях. Озябшие на холодном ветру пальцы плохо слушались. С замиранием сердца она вошла в основное помещение.

Моноец лежал на спине неподвижно, широко раскрыв глаза. В груди что-то сжалось и ухнуло вниз. Мертв.

Но как только она сделала два шага к нему, «покойник» повернул в ее сторону голову. Мира подпрыгнула и отпрянула. Он смотрел тяжелым взглядом, буквально приморозив ее к полу. Она страшно испугалась. Сперва того, что все старания пошли прахом, потом — что он не только жив, но и очнулся. Как долго они играли в молчаливые гляделки, сказать трудно. На лице его не читалось ни одной эмоции. Будто он и вправду уже умер. Когда Мира поняла, что уже задыхается под тяжестью черных глаз, мужчина медленно вернулся в прежнее положение, уставившись в потолок.

Она отмерла, глубоко втянула воздух, пахнущий дымом от печи, и постаралась как можно более непринужденно заняться домашними делами. Руки все еще тряслись. Она страшилась этого великана так, что хотелось плакать. Но об этом нужно было думать раньше. А теперь что? Теперь только и оставалось делать вид, что все в порядке.

Принесла из селения курицу. Уже обезглавленную и ощипанную. Утром, когда она заявилась к соседке отдавать телегу, та предложила ей весьма выгодный обмен: пару лет получать мясо и птицу за то, что ее хату займет старший сын соседки с молодой женой. Мира все равно не собиралась туда возвращаться. В последнее время ей все труднее находиться среди людей.

Чужестранец снова заснул, и Мира воспользовалась этим, чтобы сменить повязки. Рана как будто затягивалась. Но вот долгое пребывание на холоде все-таки дало о себе знать. Моноец стал кашлять. Сперва понемногу, но к вечеру разошелся так, что вскакивал, сгибаясь пополам. Тут же хватался за раненый бок и без сил валился на лежанку, несколько раз лишался чувств. Уже отступивший жар снова завладел телом. Мире казалось, что в доме появилась еще одна печь.

Пришлось искать рецепт подходящего снадобья в книге, которую Драгана собственноручно заполняла. Мира еще плохо читала, знахарка научила ее перед самой смертью. Но все же, потратив довольно много времени, она нашла несколько вариантов. Всю ночь металась от печи, где булькали необходимые отвары, к больному, которого то и дело нужно было обтирать влажными тряпками, чтобы он не сгорел почти в прямом смысле этого слова. Только к рассвету смогла напоить его результатами своих трудов.

Женщина оказалась так вымотана, что даже не смогла добраться до полатей. Уснула прямо на полу, возле чужака, положив голову на краешек его лежанки. Еще несколько дней назад она ни за что не решилась бы на такое, но теперь почему-то не испытывала такого ужаса перед этим чужестранцем.

Утром не сразу сообразила, где находится. Еще не привыкла к этой хате. Мужчина спал. Кожа его ощущалась даже слишком холодной, но кашель ушел, дыхание — не такое тяжелое. Но самое странное то, что Мира лежала рядом с ним! Наверное, во сне перебралась с пола на более мягкую поверхность. Раненый даже немного подвинулся. Северянка недовольно покачала головой сама себе и готова была, скидывая остатки сна, идти готовить завтрак, когда в дверь постучали.

Сперва она убеждала себя, что это только почудилось, но стук повторился. Он становился все настойчивее. Сердце забилось загнанной пташкой. Она никак не ожидала, что к ней могут прийти. Взгляд ее метался по комнате. Она заметила, что моноец тоже проснулся. Его взгляд казался серьезным и сосредоточенным, будто он не спал до этого вовсе. Мира заметила его непроизвольный жест: чужак потянулся рукой к тому месту, где раньше висели ножны. Конечно, Мира давно их сняла и спрятала вместе с ножом за печью.

— Мирослава, открой, поговорить нужно! — раздалось снаружи.

Женщина наконец подхватилась, испуганно поглядела на мужчину и приложила палец к губам, надеясь, что он поймет жест. Кажется, тот все прекрасно понимал сам, потому что кивнул. Она закрыла его пологом, который в случае надобности перегораживал помещение на две части. И, глубоко дыша, чтобы усмирить расшалившееся сердце, пошла отпирать.

— Что долго так? Спала что ль? — неприветливо встретила ее одна из бывших соседок. — День, поди, давно начался.