У Ветра твои глаза - Анна Осокина

Но ведь такие, как он, не могут страдать!

Он отшатнулся от женщины так внезапно, что та еле удержалась от падения. Схватил длинный нож, который лежал на столе. Испугавшись этого резкого движения, Мира не удержала короткого вскрика, но тут же закрыла рот ладонью. Моноец попятился на несколько шагов, вложил оружие в ножны на поясе, отвернулся от нее боком. Тяжело дыша, как после бега, он схватился ладонями за виски, что-то бормоча, а потом со всей силы пнул деревянную кадку с чистой водой, что стояла у печи — жидкость огромной лужей растеклась по всему полу. Не медля больше, он выбежал из хаты. Мира осталась. Оглушенная, потерянная, с привкусом горечи во рту и странным чувством жалости к этому страшному великану.

* * *

*Седмица — неделя.

Все еще пребывая в состоянии какого-то полузабытья, Мира медленно слезла со стола, оделась и почему-то принялась зашивать порванную рубаху. Как будто сейчас это было самое важное дело. Как будто на улице не кричали люди. Как будто она не слышала лязг оружия…

Лязг оружия?..

Бросив шитье на лавку, Мирослава прильнула к стене у маленького окошка, боясь высунуть голову. Чужая гортанная речь перемежалась с родной. Кто-то сражался прямо возле ее двора. Глубоко вдохнув, женщина все же выглянула и обомлела: чужестранцев теснили воины княжеской дружины. Она знала их одежду, те всегда сопровождали князя, когда тот объезжал свои владения, собирая полюдье*

По счастливой случайности князь Беримир выбрал именно сегодняшний день, чтобы приехать в их Топи за причитающейся данью. Мира не могла поверить глазам. Это не укладывалось в голове. Два судьбоносных события в один день. Так им, узкоглазым бесам! Получайте! Уж сколько они душ сгубили — не сосчитать. Пускай же хотя бы раз получат по заслугам!

Мира, зажав рот ладонью, с тяжелым сердцем наблюдала за боем. Чужестранцы были искусны, ловко уворачивались от атак и сами нет-нет да и разили противников, но их оказалось гораздо меньше, чем княжеских дружинников.

Она видела сражение как на ладони и только крепче зажимала рот рукой, чтобы не вскрикнуть во время особо напряженных моментов. У хаты сражались сразу несколько пар противников. Где же ее обидчик? Мира пыталась найти его глазами, но мужчины нигде не было. Может, уже лежит где-то убитый? И поделом!

Бой одной пары резко переметнулся прямо к ней во двор, под окно. Мира сперва отпрянула, но любопытство победило. Невысокий, но коренастый и очень широкий в плечах дружинник наступал на узкоглазого, тот выглядел уже измотанным. Он еле держался на ногах. Один неверный шаг, один неправильный поворот корпусом — и княжеский воин не упустил возможность: лезвие короткого меча поразило рабочую руку противника прямо в кисть. Удар получился такой мощный, что у чужестранца отлетело несколько пальцев.

Мира смотрела на это, как во сне. Время замедлило бег. Вот узкоглазый роняет свой длинный нож, непроизвольно прижимает покалеченную конечность к груди, отступая к стене. Он так близко, что женщина могла бы дотронуться до него, протяни только руку. Дружинник делает выпад и разит противника прямо в незащищенное горло, меч входит в смуглую кожу, как в мягкое масло. С выражением омерзения на лице победитель резко вытаскивает оружие из плоти побежденного. Дергаясь всем телом, тот почему-то разворачивается всем корпусом к ней. На лицо ее брызгает кровавый фонтан из его горла.

В этот момент Мира очнулась, в ужасе отшатнулась, отступая вглубь хаты. Она зажимала ладонью один глаз, в который попали брызги, но другим видела, как упало тело поверженного монойца: сперва на колени, а потом ничком на холодную землю, продолжая обагрять ее выходящей наружу жизненной силой.

Кое-как протерев глаз, Мирослава посмотрела на свою алую ладонь. От металлического запаха и привкуса во рту — видно, капли попали и туда — ее скрутило пополам и вывернуло прямо посреди хаты. Она упала на четвереньки, пытаясь снова научиться дышать, но, казалось, дом насквозь пропитался запахом крови мертвого великана. Женщина с трудом доползла до порога и, приоткрыв дверь, застыла, жадно вдыхая холодный воздух.

Звуки продолжали раздаваться с разных сторон, но уже в отдалении. Дружинник прошел мимо нее, лишь мельком взглянув на сидящую на пороге, привалившуюся спиной к дверному косяку бледную, перепачканную кровью селянку с полуприкрытыми веками. Возможно, решил, что она умерла. Мира не стала его окликать, смотрела на удаляющуюся спину. Что она могла ему сказать? Поблагодарить? В этой ситуации — глупо и бессмысленно.

Все бессмысленно. Вся ее теперешняя жизнь. Она смотрела за постепенно поднимающимся выше горизонта ярким дневным светилом и не двигалась. Будто и вправду умерла. Хотя, наверное, так оно и было. Ее душа погибла. В жизни не осталось смысла. Все близкие люди, один за другим, покинули этот мир буквально за год.

Сперва родителей унесла какая-то неведомая лихорадка, они сгорели за седмицу. Надо признать, что не только ее мать и отца затронул недуг. В Топях многие семьи остались неполными, но Мире от этого не легче. Почти сразу за родными — муж… Сорвался с крыши, когда помогал чинить ее соседу. Он умер в тот же миг, как коснулся земли.

Судьба насмехалась над ней. Любила ли Мирослава Вторака? Да разве ж простые люди о любви думают? С ним жилось неплохо: он не бил и не обижал. Даже не пил, как большинство мужиков в их селении. Работящий был. Это его и сгубило. Мира жалела только об одном: ребеночка так у них и не получилось за те несколько лет, что прожили бок о бок.

По одной щеке покатилась слеза, промывая чистую дорожку на уже порядком подсохшей на коже и застывшей неприятной корочкой крови.

А затем от нее ушла и бабка Драгана. Старая знахарка, с которой Мирослава тесно сошлась после смерти родных, покинула ее две седмицы назад. Та жила на отшибе, в старой покосившейся хатке возле леса, куда Мира зачастила. Все свободное от работы в поле время молодая женщина проводила у ведьмы, как кликали ту за глаза. Драгана научила ее читать и даже — немного писать. Похвалиться таким умением мог разве что староста селения Войко.

А теперь Мира не понимала, зачем ей это? Зачем знать, каким отваром остановить кровь, каким — сбить лихорадку, как лечить кашель и простуду. Не нужны ей эти знания, которыми так старательно делилась с ней старуха. Мира хочет лишь покоя. Где тот внутренний свет, та сила, которую видела в ней знахарка? В ней все потухло. Был свет, да весь вышел.

И все же сердце дрогнуло от того, что многих сегодня ранили, кому-то еще можно помочь, а знахарка померла. И единственный человек, которому та передала часть знаний — Мира.

Потрясенная, оглушенная случившимся, северянка просидела на пороге почти до вечера. Она слышала, как радовались ее соседи, покидая относительно безопасные жилища, чтобы благодарить избавителей. На нее никто не обратил внимания. И она была этому рада. Уже в сумерках с трудом поднялась и как чумная пошла по двору, перешагнув мертвого чужестранца, которого так никто и не убрал.

Мирослава шла в сторону дома Драганы. Она должна взять в себя руки и забрать оттуда нужные ей травы и материалы для того, чтобы помочь раненым землякам. По дороге от нее в испуге отшатнулся сосед, взглянув в лицо. Он осенил себя знамением, которое, как считалось, отгоняло всякую нечисть. То ли не узнал ее, то ли намеренно предпочел обойти Миру стороной. Она улыбнулась на это и вдруг горько засмеялась, как безумная запрокину голову к темному небу. Прямо на дороге валялись искалеченные трупы захватчиков, которых еще не успели убрать. Она перешагивала их и смеялась до икоты, громко, заливисто, утирая выступившие слезы, пока не зашла в лес.