Лес Рук и Зубов - Керри Райан

Я делаю шаг вперед, уже готовясь ворваться в дом наперекор воле брата, но потом слышу щелчок замка и замираю на месте. Мне хочется схватить Джеда, крепко прижать к себе и завыть от боли вместе с ним. Я могла стать тетей… Прижимая ладони к теплому дереву, я хочу заорать на брата, ведь мне тоже больно, я тоже страдаю и очень нуждаюсь в поддержке.

Тут мне приходит в голову мысль, что теперь у брата новая семья. Он больше не нуждается в моем утешении. Я только напоминаю ему о смерти родителей. От боли я впиваюсь ногтями в дерево и с горечью сознаю, что осталась совсем одна.

Пытаясь затушить огонь в горле, роняю руки и отворачиваюсь от единственного дома, который знала. Смотрю на домишки по соседству: зеленые сады спускаются к проселочной дороге, на которой три девочки водят хоровод и поют песню. Я знаю, что должна вернуться в собор, но там, среди Сестер, вся моя жизнь будет вращаться вокруг Писания, на прочие интересы и причуды времени не останется. Поэтому я иду прочь от домишек, обхожу стороной поля, уже готовые к зиме, и начинаю подниматься на восточный холм.

В детстве Сестры учили нас, что перед самым Возвратом люди догадались, какая судьба их ждет: случилось непоправимое, и очень скоро Нечестивые захватят весь мир.

Однако они не теряли надежды. Даже когда Нечестивые принялись заражать живых и начался массовый Возврат, они продолжали строить заборы — длинные заборы, бесконечные. Вероятно, таким образом люди пытались загнать Нечестивых в резервацию, но в конечном счете появилась наша деревня — огороженный участок земли посреди огромного Леса, на котором поселилось несколько сотен человек.

Существует множество теорий относительно того, кто и зачем основал нашу деревню. Собор и еще несколько деревенских зданий явно были построены до Возврата, и некоторые исследователи считают, что люди прошлого проводили здесь священные ритуалы. Другие убеждены, что мы — избранные, потомки самых выдающихся представителей довозвратной эпохи, которых отправили сюда с благородной миссией: продолжать род человеческий. Словом, история умалчивает, кто мы и откуда. Наши предки были так заняты выживанием, что не позаботились о передаче своих знаний следующим поколениям. Те немногие свидетельства прошлого, что нам удалось сохранить, вроде детской фотографии моей прапрапрабабушки, сгорели во время пожара, когда я была маленькой.

Во все стороны от деревни простирается огромный Лес, больше нам о внешнем мире ничего не известно.

Спасибо и на том, что людям прошлого хватило ума оставить внушительные запасы материалов для строительства забора. Сразу после основания деревни ее жители начали понемногу раздвигать огороженную территорию, отвоевывая у Нечестивых все новые и новые земли, пока запасы железной сетки и столбов не иссякли.

Холм, на который я сейчас поднимаюсь, освоили в последнюю очередь. Нашим предкам казалось очень важным занять какую-нибудь возвышенность, чтобы наблюдать оттуда за Лесом. На вершине холма построили смотровую вышку, но пользоваться ей никто не стал, и со временем она обветшала. Впрочем, для меня это не помеха: я поднимаюсь на самую высокую точку нашего огороженного мирка, чтобы в последний раз окинуть его взглядом.

Справа от меня вдаль уходят поля, кое-где пасутся овцы и коровы. За ними никто не смотрит: даже если они подойдут вплотную к забору, Нечестивые не смогут их заразить. Животным не страшны их укусы.

Слева расположилась деревня. Отсюда домики кажутся еще меньше, а на западной границе над всем возвышается громадный собор. Лишь погост отделяет его от темного Леса. Отсюда мне видно, как неуклюже собор разрастался: от центрального святилища в разные стороны под невообразимыми углами протянулись новые крылья и пристройки.

У подножия с обратной стороны холма стоят ворота, от которых в Лес уходит тропа, похожая на шрам среди деревьев. Точно такая же тянется в Лес от собора, и, хотя обе они огорожены заборами, Сестры и Стражи строго запрещают по ним ходить.

Это просто никчемные полоски земли, заросшие ежевикой и сорняками. Ворота у начала обеих троп на моей памяти ни разу не открывались.

Никто не помнит, куда они ведут. Одни говорят, что это наши пути отступления на случай вторжения Нечестивых, другие — что по ним можно ходить в чащу Леса за дровами. На деле нам известно лишь то, что одна тропа указывает на восходящее солнце, а вторая — на заходящее. Нашим предкам наверняка было известно, куда они ведут, но это знание навеки утрачено, как и все прочие знания о довозвратном мире.

Наши попытки сохранить историю потерпели неудачу. Это напоминает мне игру, в которую мы часто играли в школе: ученики садятся в круг, и один шепчет на ухо другому какую-нибудь фразу. Когда фраза доходит по цепочке до последнего ученика в круге, тот произносит ее вслух. Как правило, она не имеет ничего общего с первой.

Вот так и выглядит теперь наша жизнь.

Лишь ближе к вечеру я спускаюсь с вышки и возвращаюсь в собор, где меня уже поджидают Сестры.

— Так ты решила стать одной из нас? — спрашивает Сестра Табита, стоя перед алтарем в окружении двух других Сестер.

— У меня нет выбора, — признаюсь я.

Она неодобрительно поджимает губы, разворачивается и стремительно проходит в дверь, спрятанную за занавесом рядом с кафедрой.

— Ступай за мной, — приказным тоном говорит она, и я подчиняюсь. Две Сестры семенят следом.

Мы проходим по коридору вглубь собора — так далеко я прежде не забиралась — и останавливаемся у тяжелой деревянной двери, окованной железом. Сестра Табита открывает ее, берет свечу со столика внутри, и мы вместе спускаемся по крутой каменной лестнице. Воздух здесь холодный и влажный, а в самом низу перед нами открывается гулкий, похожий на пещеру зал с пустыми полками.

Мы идем дальше и останавливаемся в самом темном углу зала. Я мысленно твержу, что мне нечего бояться в этом жутком месте, что Сестры неопасны, наоборот, они защищают жителей деревни. И все же неприятный холод пробирает меня до мозга костей.

Сестра Табита отодвигает штору — за ней оказывается еще одна массивная дверь, — снимает с шеи ключ, отпирает замок и манит меня за собой. Мы попадаем в очередной коридор, больше похожий на туннель: стены и пол здесь земляные, а потолок поддерживают толстые деревянные балки. Вдоль стен находятся полки с небольшими квадратными ячейками; почти все они пусты, лишь кое-где виднеются пыльные бутылки.

— Тебе известно, что давным-давно, за несколько веков до Возврата, это здание стояло на плантации? Что здесь была винокурня? — спрашивает меня Сестра Табита.

Эхо наших шагов отдается в коридоре, пламя свечи тревожно дрожит. Сестра прекрасно знает, что ничему подобному нас в школе не учили, и, не дождавшись ответа, продолжает:

— Вместо Леса вокруг деревни простирались виноградники. Обширные поля до самого горизонта. Стражи до сих пор время от времени натыкаются на участки забора, увитые виноградными лозами.