Демон Господа - Уэйн Барлоу

Магистр подошел к трону, и собравшиеся демоны услышали, что сверху доносится слабое жужжание. Там, под куполом, висели тысячи кож. Они покачивались на ажурной паутине сухожилий словно от слабого ветерка, а ведь свежесть, живительность наружного воздуха никогда не проникала в этот всегда закрытый, без единого окна зал. Нет, движение исходило от самих шкур — они дергались, корчились, словно тщетно пытаясь вырваться из плена. Порой Адрамалик заходил в Ротонду и тогда видел, как Вельзевул, не зная, что за ним наблюдают, зачарованно следит за их шуршащим танцем. И тихо хихикает.

Жужжание усилилось. Вскоре господин взойдет на трон. Некоторые демоны беспокойно заерзали, но новичок смотрел вверх без тени страха. Адрамалик снова подумал, что сделал верный выбор.

АДАМАНТИНАРКС-НА-АХЕРОНЕ

В Аду нет дней и ночей. Днем здесь всегда считали то, что в другом месте сошло бы лишь за поздние сумерки. Только движение красного ока Алголя, на которое иные смотрели как на надзирающий глаз Небес, могло служить средством измерения времени. Он процарапывал свой одинокий путь на черноте неба с интервалами, достаточными для того, чтобы по ним можно было ориентироваться. Мертвенно-бледный восход этой словно больной звезды возвещал наступление дня. Свет же, излучаемый ею, не давал почти ничего.

Много тысячелетий миновало, прежде чем Алголь увидел наконец завершенный дворец Саргатана. Купол здания, увенчанный по кругу шпилями, возвышался теперь над городом, словно могучая горная вершина. Внутри находился аудиенц-зал, и мрачной красоте его не было равных. Эстетичность идеи Саргатана оказалась настолько возвышенной, а исполнение Халфаса столь умелым, что когда Элигор впервые вошел внутрь, то почти забыл, что находится в Аду. Минералы для украшения свозили сюда из самых отдаленных районов, доставляли на баржах по Ахерону и использовали их так изящно и умело, что каждый, видевший зал в первый раз, просто замирал от восторга.

В помещении было около ста арочных пролетов, а купол из светлого обсидиана парил, словно невесомый. Саргатан лично показывал зал каждому из значительных посетителей, обращая внимание гостей на особо выдающиеся детали: вычурные дымчатые капители, венчающие каждую из пяти сотен золотых колонн; причудливые узоры отполированного до зеркального блеска кроваво-красного пола. Если кладка остальных частей дворца выполнялась традиционным способом, из кирпичей-душ, то в аркаде, в аудиенц-зале и его куполе использовались лишь материалы, отобранные у недр, вырванные из плоти скал. Уже одно это сделало здание уникальным. И Саргатан не желал, чтобы в сердце главного сооружения его города страдали души. Некоторые называли дворец памятником тщеславию архидемона, но Элигор знал: таким образом его хозяин стремится удержать память о Небесах.

Он сам, Валефар, а иногда и заместитель Валефара младший демон Зорай часто демонстрировали дворец посетителям. Когда в зал вошел великий граф архидемон Бифронс со свитой, все три его глаза расширились от удивления уже при виде размеров помещения. Валефар степенно, как и положено первому министру Саргатана, возглавлял процессию, неспешно показывая роскошества зала, а гость только пыхтел — и не из-за своей явной тучности, а от изумления.

— Государь, — прошептал тогда своему господину Элигор, — если уж граф Бифронс, которого никто не может назвать излишне скромным, не скрывает своего изумления, то любой другой, кто придет сюда, будет просто поражен. Об этом чуде пойдет слух по всему Аду.

Саргатан поднял взгляд к Небесному Оку купола, на котором скользили черные облака.

— Ты прав, Элигор. Но Бифронс не понимает, что я построил этот зал для тех, кто остался там, Наверху… Пусть они видят, что не все мы утратили достоинство. Даже теперь…

Тем временем Валефар покинул гостей, подошел и внимательно посмотрел на Саргатана:

— Мне всегда казалось, мой господин, что, принимая во внимание наши обстоятельства, мы справляемся очень неплохо, но я никогда не думал, что для тех, Наверху, мы после Падения представляем хоть какой-то интерес.

— Представляем. Они следят за нами хотя бы для того, чтобы не допустить нашего возвращения, — ответил Саргатан. Его лицо изменялось: открывались и закрывались полости, появлялись и исчезали разного размера дополнительные глаза, прорезались и вновь убирались зубы, вырастали и исчезали щупальца. Архидемон взглянул на Валефара и покачал головой: — Посмотри на нас. Чем мы стали… Возможно, мы этого и заслуживаем… — Он чуть приподнял дымящиеся руки. — Да, заслуживаем. Но я не собираюсь позволить Аду изменить меня больше, чем должно.

— Не хочу спорить, государь, — отозвался Валефар, — но такие взгляды вряд ли придутся по нраву большинству демонов. Сжившись с гневом и горечью, они примирились наконец со своими изменениями. Для них они теперь — знак, символ ненависти к Небесам.

— Знаю. Не слепой. Я достаточно бывал у Вельзевула, слишком со многими демонами встречался, чтобы не заметить. Только мне — все равно. Здесь — мой двор, и я устанавливаю здесь свои порядки.

— Такого не найдешь во всем Аду, государь, — вмешался Элигор. — Он привлекает всех, кто разделяет твои просвещенные взгляды. — Тут в воздухе перед ним возник светящийся символ, напоминающий двузубую вилку. — Видишь? Мы беседуем, — указал он на парящий знак, — а еще один странник просит твоей аудиенции. Этот, похоже, пришел с Пустошей. Ураганы гонят к нашему порогу всех подряд. Отказать?

— Нет, Элигор. Судя по эмблеме, это демон высокого ранга. К тому же мне надо теперь населять новый дворец. Я приму его. Там. — Саргатан кивнул в сторону огромного треугольного помоста, возвышавшегося посреди зала, где находился его трон. — Бифронс может остаться. Если захочет.

Валефар поднял руку, и сухо потрескивавшая в воздухе светящаяся вилка мгновенно обзавелась двумя мелкими отростками и метнулась прочь. Саргатан в сопровождении свиты зашагал к тронной пирамиде — через центр зала, где на полированном каменном полу сверкала его громадная эмблема из литого серебра.

Саргатан еще поднимался к трону, когда из-за дальних колонн показался посетитель. Несколько солдат из летучей гвардии Элигора — личные телохранители Саргатана — уже окружили своего господина. Саргатан опустился на трон, его помощники заняли места по сторонам.

Посетитель шел к ним быстро и решительно, но как-то чересчур отрывисто, словно чеканя каждое движение. «Слишком уж быстро он идет, — подумалось Элигору. — Слишком энергично».

Они ждали, пока незнакомец поднимется по ступенькам. Многослойные кожаные одежды его покрывали характерные для жителей Пустошей спиральные узоры из крохотных светящихся угольков. В такт движениям от него отделялись облачка дыма. Поднявшись, демон почтительно преклонил колено, откинул кожаный капюшон.

Лицо посетителя оказалось синеватого оттенка, его тяжелые, точеные черты украшал узор из маленьких светящихся пятен. Принадлежали они ему с Падения, или же то было дело обитателей Преисподней, понять было сложно.

Саргатан жестом предложил посетителю приблизиться. Тот неторопливо встал, подтягивая мантию, и на мгновение приоткрыл сложный костяной панцирь, покрытый многочисленными заросшими шрамами. Да, Пустоши поставили на его теле свою характерную подпись. Конечно, суровые условия и агрессивные местные обитатели могли уничтожить демона лишь с большим трудом, но демонов-странников всегда можно было легко отличить по их зарубцевавшимся ранам. Новоприбывший имел к тому же еще одну характерную особенность жителя Пустошей — он двигался с какой-то нервной демонстративностью, которую и отметил сразу опытный глаз Элигора. Некоторые из падших находили эту особенность неприятной и отталкивающей.