История моей жены. Записки капитана Штэрра - Милан Фюшт

Об этой его жалобе, повторяю, я узнал лишь годы спустя, да и то случайно, но к тому времени похождения супруги меня уже не волновали. А вот тогда, в Париже, однажды утром меня подстерег следующий сюрприз.

Мы пробыли во Франции несколько месяцев — я как раз распаковывал в прихожей только что доставленные свертки, — когда в дверь позвонили и вручили повестку на имя моей жены с вызовом в полицию. Мне показалось это несколько странным. Что у моей жены может быть общего с полицией? Взглянул на дату — ей надлежало явиться через несколько дней.

— Взгляните, что за бумага пришла на ваше имя. — Я протянул ей повестку. (Кстати, там не было указано, по какому делу ее вызывают; paur l’affaire vous concernant, касательно вашего дела — только и всего.) Она взглянула на повестку и засмеялась.

— Что это значит? — поинтересовался я.

— Все-то вам нужно знать, Джакопо мио, — со смехом отвечала она.

И хотя смех ее не был обидным, в словах все же угадывалась какая-то дерзость. Отчего, спрашивается, я не могу поинтересоваться, какие дела-заботы у нее на стороне. Но вслух я этого не сказал.

Тут необходимо заметить, что в ту пору мы жили в черте города, у площади Сен-Сюльпис, среди торговцев церковной утварью. И супруга моя, нимало не обинуясь, вдруг заявляет, будто бы несколькими днями раньше, когда, возвращаясь домой вечером, она свернула в проулок у церкви, какой-то мужчина вырвал у нее из рук ридикюль и был таков. Мне она об этом происшествии рассказать не решилась.

— Был ридикюль, и нет его, — жена, смеясь, распахнула свой гардероб. — Испарился! — добавила она с детским простодушием.

Заявлять такое мне прямо в лицо… ну, это уж чересчур! И я решил самолично наведаться в полицию.

Отправился в тот же самый день.

Только ведь надо знать этих французов, они народ зубастый да хваткий, им палец в рот не клади, и провести их не так-то просто. К счастью, служащий, к которому меня направили, оказался человеком весьма недалеким. «Группа А. Транспортные и автомобильные происшествия», — гласила табличка на двери. «Какие еще происшествия?» — недоуменно подумал я.

— Вмятина на крыле, двое пострадавших! — заявил мне чиновник.

— Да что вы говорите? — сдержанно удивился я.

— А вы как думали? Парковка в неположенном месте, на нечетной стороне улицы…

— Ну и что? — улыбнулся я ему в лицо и, конечно, зря повел себя так. Малый почуял неладное.

— А вы кем будете? — вскинулся он. — Уж не адвокат ли?

Он заглянул в протокол и ткнул пальцем в какую-то строчку. Тут и мне удалось на секунду заглянуть в бумагу, и я выхватил из моря печатных знаков три буквы: Рид…

— Кто этот Рид? — вырвалось у меня, но этот остолоп мне даже времени не оставил на раздумья.

— A-а, вы должно быть, господин Ридольфи! — выпалил он.

Излишне говорить, что я чуть со стула не свалился. Могло ли прийти мне в голову, что я столкнусь с этим итальяшкой, да еще в полиции!

И тут из меня неудержимо полились горестные речи, словно в душе прорвало некую преграду. Нет, любезный сударь, я не адвокат и не упомянутый господин Ридольфи… я всего лишь глупый, тупой до невероятия моряк и хотел поинтересоваться… Правда, я забыл пояснить ему, что интересуюсь делом как муж своей жены.

— Значит, вы не адвокат?

— Нет, не адвокат.

— И не имеете никаких полномочий? Тогда я не обязан давать вам пояснения! — раздраженно вскричал он. — Я веду переговоры только с заинтересованными сторонами. Все, разговор окончен, честь имею кланяться!

С чего он так взъярился? Смекнул, что допустил промах, выболтав имя подследственного?

Но и я тоже хорош, дров наломал немало… Впрочем, не все ли равно? При желании могу хоть сейчас нанять адвоката, но зачем? Главное я и так знаю. Без году неделя замужем, а туда же: садится в автомобиль к постороннему мужчине, едет с ним кататься и попадает в дорожное происшествие, потому как машину припарковали в неположенном месте. Спрашивается, зачем они останавливались, куда ехали, и вообще, что у нее общего с посторонним господином? Сплошь вопросы, на которые нет ответа… Все же в тот момент мир пошатнулся для меня.

Ну а полицейский чиновник, с чего это он вдруг так растерялся? Не из-за вмятины же на крыле. Тогда, значит… было в протоколе нечто такое, о чем он умолчал, а я, дурак, не догадался выспросить!

Ну и наконец: с какой стати молодой женщине сочинять байки об уличном ограблении? Каким образом увязываются в женской фантазии события личной жизни с мыслью о грабителях? Связь эта бросилась мне в глаза сразу же, а впоследствии поразила еще больше. Ведь жена моя упорно придерживалась этой версии, а несколько месяцев спустя даже раздобыла официальные бумаги, где речь шла о некоем ридикюле — при желании подобное нетрудно устроить. Но я не к тому говорю. Дело в том, что с ней еще раз приключилась такая же история с ограблением — в свое время расскажу об этом.

«Да ведь в этой трясине недолго и увязнуть!» — напрашивалась мысль, но я по-прежнему гнал ее от себя.

Собственное поведение мое было непостижимым, хотя в дальнейшем, долгими бессонными ночами я тщился его разгадать. Околдован я был, что ли? Отчего чувства отказывались мне повиноваться? Ведь поистине странно выпускать из рук пташку, которая вроде бы уже попалась, а я даже не делал попыток ее удержать.

Правда, не следует забывать про мой упрямый характер. Если уж я вбил себе в голову какую блажь, то ни за какие коврижки с ней не расстанусь. Семейная жизнь только что началась, а я должен положить ей конец?!

«Но ведь, признайся, все же нравится тебе эта женщина? — спрашивал я себя. — Разве тебе так уж плохо с ней? Разве здоровье твое не улучшилось?» — Возможно, последнее и послужило решающим доводом. Для больного человека собственное самочувствие — не пустяк. Судите сами: годами хворать, перемогаться, еда не всласть, жизнь не в радость, — и вдруг все переменилось к лучшему. (Выходит, психоаналитик-то был прав.) Вновь вернулся аппетит, на душе повеселело, хоть пой, но я старался сдерживать себя, воли желудку не давать. Ну а после той сцены в полицейском участке решил отпустить тормоза: зашел в превосходный ресторан и устроил себе пир. Раскраснелся весь, и не от возлияний — от обильной еды. Годы сказываются, ничего не попишешь.

После ресторана заглянул еще в одно местечко, чтобы себя потешить — не так, как прежде, но все же… Видать, нутро требовало какого-то вознаграждения. Вечером же вступил в разговор с женой.

— Наведался я в полицию, сокровище мое.

Жена улыбнулась в ответ, и об улыбке этой я мог бы целую поэму сочинить — столько чувств в ней выражалось. Например, о том, как затряслись у нее поджилки, когда она увидела у меня в руках повестку и когда я сказал ей, куда иду. И о том, как долгие часы просидела она здесь, в одиночестве, возможно, коря себя за легкомыслие…