Поправка на ветер - Марта Яскол

о привидениях и прочих летучих существах, которые якобы обитают в многочисленных прусских замках и строят людям козни. Особой популярностью пользовались рассказы из цикла о так называемых Белых дамах – женщинах, которые вначале погибали страшной смертью, а затем поселялись в родных стенах навеки, но уже в виде призраков. Увидеть Белую даму – молодую женщину ослепительной красоты, с длинными светлыми волосами, в белом кружевном платье – мог далеко не каждый, только родившийся тринадцатого числа, в воскресенье, ближе к полуночи. Вообще-то Белые дамы к людям относились вполне дружелюбно – выводили на дорогу заблудившихся путников, показывали места, где закопаны клады, помогали женщинам рожать, предсказывали будущее… Однако в гневе Белые дамы страшны, а разгневать их очень легко…

Все эти истории до боли напоминали Марусе сказки о «черной-черной комнате», которыми пугали друг друга девчонки во дворе и в пионерском лагере. Разница заключалась в том, что о «черной руке», летающей по черной комнате, шепотом и с круглыми для пущего эффекта глазами рассказывала друг другу детвора, понимая, что это всего лишь страшилки, а о Белых дамах – взрослые, причем на полном серьезе.

У Чкаловска, как у каждого уважающего себя города, имелись и собственные городские легенды. В том числе, разумеется, и о призраке. Правда, чкаловский призрак не был Белой дамой и не летал по воздуху, а как раз наоборот – якобы блуждал в средневековых подземельях. Жители Чкаловска считали, что сеть этих подземных ходов берет свое начало в замке Норденбург, возведенном в четырнадцатом веке…

«Эк куда меня занесло! – подумала Маруся. – Длинноватая ассоциативная цепочка получилась». Все это, безусловно, чрезвычайно увлекательно, но к сегодняшнему пациенту с открытым переломом не имеет скорее всего ни малейшего отношения. Случаев нападений призраков на караульных не зафиксировало еще ни одно, даже самое воспаленное воображение. Но тогда что же означают слова пострадавшего солдатика о «белом летучем» нарушителе из леса?

Маруся то и дело мысленно возвращалась к этим странным словам до самого конца своего дежурства. В крови солдатика, к слову, никаких сильнодействующих веществ не выявили. Сам он ничего объяснить не мог – после операции долго отходил от наркоза.

* * *

Вечером, отоспавшись после дежурства, Маруся пошла в Дом офицеров на репетицию танцевального ансамбля. Танцы были ее давнишним, еще с детских лет, увлечением. Танцевальный ансамбль школы, в которой училась Маруся, в то время она с родителями жила на Дальнем Востоке, где служил ее папа, завоевывал все мыслимые и немыслимые призы на областных конкурсах. Он даже однажды съездил в Москву на республиканский конкурс, в котором умудрился занять второе место, и то потому, что первое место должно было, по плану организаторов, достаться ансамблю из Анадыря.

Художественная самодеятельность являлась неотъемлемой частью жизни Чкаловского гарнизона. Для солдат-срочников участие в репетициях и концертах считалось серьезной причиной, чтобы получить освобождение от работ или лишний раз не заступить в наряд. Многие, впрочем, занимались в кружках, как и Маруся, в свое удовольствие.

Дом офицеров, которым руководил капитан Артемьев, прославился в городе и на весь Прибалтийский военный округ благодаря женскому хору и танцевальному ансамблю. Народная цирковая студия, несколько вокалистов и оркестр тоже пользовались популярностью, но меньшей. В праздники Дом офицеров набивался, как говорится, битком. Несмотря на все свое разгильдяйство, Артемьев был неплохим организатором, не лишенным творческой жилки. Поэтому, видимо, начальство смотрело на его похождения сквозь пальцы.

Хор существовал, так сказать, на добровольно-принудительной основе, в нем пели все жены офицеров и прапорщиков, а также вольнонаемные, причем независимо от наличия голоса и слуха. Зато танцевальный ансамбль, активной участницей которого была Маруся, – почти исключительно на добровольной. Назывался ансамбль «Калинка». Вначале его хотели назвать «Калинка-малинка» – в честь замечательных советских фигуристов Ирины Родниной и Александра Зайцева, которые три года назад, в 1973-м, с произвольной программой под эту музыку стали чемпионами мира. Точнее, не совсем под музыку: как раз во время выступления Родниной и Зайцева из-за замыкания в радиорубке звуковое сопровождение отключилось, и ребята докатались под дружные аплодисменты зала. Этот случай вошел в историю фигурного катания! Замполит полка Иван Белянчиков порыв оценил, но слово «малинка» из названия ансамбля посоветовал убрать, ему оно почему-то показалось каким-то двусмысленным. «Хорошо, что не «клубничка», – буркнул Белянчиков, и на этом дискуссия по поводу названия ансамбля закончилась.

О делах хора Маруся тоже была осведомлена в полной мере – солисткой хора была Марусина подруга Антонина, утверждавшая, что у нее колоратурное сопрано. Официальные источники ее версию не опровергали, но и не подтверждали, поэтому насчет колоратурности Маруся в глубине души сомневалась. С чем никто не спорил, так это с тем, что голосом Антонина обладала мощным. Отчасти по этой причине замполит Белянчиков выдвинул Антонину в главы женсовета гарнизона – опять-таки, не удосужившись поинтересоваться, согласна ли сама выдвигаемая. Тоня вынуждена была согласиться задним числом. А куда денешься, с начальством лучше не ссориться.

У Тони имелся дополнительный стимул петь в хоре, о котором знала только Маруся на правах лучшей подруги: Антонина, вполне добропорядочная жена и мать, была тайно влюблена в капитана Артемьева и очень переживала из-за слухов о его многочисленных романах. Тоня, как глава женсовета, узнавала о них одной из первых, мало того – частенько вынуждена была разбирать жалобы ревнивой жены капитана Зои Артемьевой, а также другие инциденты, возникающие из-за любвеобильности начальника Дома офицеров, которому инкриминировали интрижки не только с женами сослуживцев, но и с местными девушками. К счастью, дальше тайной влюбленности, о которой знала только Маруся, дело не шло: обязанности главы женсовета и природная рассудительность удерживали Антонину от каких бы то ни было шагов к сближению с этим Казановой местного разлива.

Душераздирающие любовные истории, героями которых был не только Артемьев, но и другие офицеры, прапорщики и их супруги, в Чкаловском гарнизоне случались частенько. Однажды Антонина и замполит Белянчиков даже предотвратили самоубийство.

– Жена прапорщика Косарчука влюбилась в другого прапорщика, Соловьева, – вспоминала Тоня, – бегала к нему. Жена Соловьева пожаловалась в женсовет, обоим любовникам дали взбучку. Галя Косарчук с горя и большого ума решила наложить на себя руки. А у нее пацаненку тогда было шесть лет! И муж, Федя Косарчук, ведь не обижал ее, любил… Так вот. Стою я, значит, на кухне у плиты, котлеты жарю. Вваливается замполит – идем скорее, там Галка вешаться удумала! Прибегаем мы к Косарчукам, а Галину из петли уже вытащили, на диван посадили, она сидит, в одну точку смотрит как неживая. Я села рядом, давай ей слова какие-то шептать, по плечу гладить… Смотрю,