Майк Олдфилд в кресле-качалке. Записки отца - Вернер Линдеманн

После смущенного молчания малютка отвечает: «Не сердись, дорогая матушка! Я просто попросила: и побольше масла на него». Как нелепо, как абсурдно выглядит такая история в наши дни, в нашей стране. «Отче наш» – прекрасное, простое стихотворение. Мировая литература. Благотворная для бесчисленного множества людей поэзия, выученная наизусть.

Молодой человек, должно быть из соседней деревни, толкает свой мопед во двор. «Больше не тянет».

«Я в этом не разбираюсь».

«Тимм уже дома?»

«Еще нет. Ты думаешь, он сможет помочь?»

«Ну конечно же, он всё может».

Прежде всего он может делать глупости, недоверчиво размышляю я и очень удивляюсь, когда мопед снова заводится.

«Он может всё» – чем больше уверенности, тем больше и доверия.

В моросящий дождь едем к вокзалу Бад K. Тимм хочет ехать в город. В Ц. на проводах собираются ласточки, готовятся к осеннему путешествию. Благоговейная неподвижность перед полетом, долгим. Время, когда и мне пора собираться в зиму, долгую.

В Бад K. на перекрестке регулировщик. «Вот бедолага!»

«Кто? Мент?»

«Не говори так пренебрежительно о полицейском».

«Да пусть он свалит, если идет дождь».

«Свалит… может, у него есть что-то вроде чувства долга».

«В такой ливень он не должен здесь стоять».

«Как раз именно сейчас хорошо, что он регулирует движение».

В вестибюле вокзала открыта дверь в «Интершоп». Пахнет мылом, стиральным порошком. Через дверь мы с любопытством смотрим на притягивающий взгляд, привлекательно упакованный и разложенный ассортимент товаров. Сколько из них было произведено в нашей стране? Мимо нас проходят два мальчика.

Один, с горящими глазами другому: «О, магазин – класс!»

У прилавка пожилая женщина. Она чувствует здесь себя, как дома: «Два куска мыла Fa… пакет порошка ОМО… кофе Jakobs- Krönung… пять батончиков Mars… три Milka, так, посчитайте-ка всё вместе… За йогуртом я зайду завтра».

Молодой человек своей дочери: «Пойдем и мы с тобой заглянем в магазин».

Мне вспоминается молодежное собрание – вероятно, это было осенью сорок пятого, – где руководитель антифашистского движения восторженно объяснял нам, что в ближайшие тридцать-сорок лет деньги будут упразднены, что каждый сможет жить по своим способностям и получать по своим потребностям. Наверное, в тот вечер на пустом стуле восседала диалектика и тихо посмеивалась над его утопическими мечтами.

Мой сын слегка подталкивает меня: «Дашь пару марок на шоколадку?»

В привокзальном туалете два пьяных армейца. Один, бормоча, исчезает, когда мы заходим внутрь, другой ухмыляется и начинает болтать: «Видишь это, дед? Еще не слышал о ЕК-движении?»[10] Едва не соскользнув в писсуарный лоток, он стучит пальцем по цифре сто двадцать три, которую нацарапал на стене. Невнятно лепечет: «Пройдет именно столько дней, и это дерьмо останется у меня позади».

Тимм смеется, похлопывает пьяного по плечу и говорит: «Если ты и дальше будешь так раскрывать рот, то окажешься не дома, а в тюряге».

Выходные в одиночестве – непривычно. Наслаждаюсь тишиной, непрерывно работаю, сварил в пятилитровом горшке картофельный суп, к тому же съел сардельки, которые купил в Бад K. Собственно, не так уж много и надо, когда вы полны рвения и работаете с большим удовольствием.

Мой сын входит в дом. Первый вопрос: «Призыв в армию уже начался?»

«Почему ты так суетишься с этим?»

«Мои приятели давно ушли. Я тоже хочу, чтобы это осталось у меня позади».

* * *

Мой день рождения – праздник республики. Тимм положил на мой стол небольшую самостоятельно нарисованную акварель. Только сейчас я внимательно ее рассматриваю. Наш дом, с возвышающимся над всем тополем. Изумительная перспектива; ярко, жизнерадостно. Ничего необычного нет, но я безмолвно радуюсь его творческому достижению.

«Спасибо! Хорошая картина. Наверно, ты долго сидел над ней?»

«Да нет, такое рисуется одной левой».

По телевизору демонстрации, военный парад. Я выключаю. Развод караула, комендантский час, концерты на площади и парады не имеют для меня ничего общего с осознанным отношением к обороне страны. С пониманием того, почему что-то надо защищать. Муштра порождает верноподданных. Народной армии требуются личности, не только в качестве офицеров, но и в качестве призывников. Я ужасаюсь, что молодые люди служат в Народной армии по призыву: просто ходят по кругу эти восемнадцать месяцев!

Меня поражает, когда я вижу, как отслужившие солдаты загружаются алкоголем, как старые фронтовики, по дороге домой устраивают дебоши, ведут себя так, будто позади у них восемнадцать месяцев тяжелейшей службы, будто они были между жизнью и смертью. Разве нет приятных воспоминаний? Однажды я спросил директора школы: чего добиваются ученики военными играми в зимние каникулы? Ответ: «Они должны быть воспитаны на любви к Родине и готовности к обороне».

У них это получится?

Конечно же, мне известны унтер-офицеры Народной армии, к которым подходит понятие «старый швед», которое появилось во времена Великого курфюрста Пруссии[11]. Он брал на службу шведских солдат-старослужащих и повышал их по службе до звания унтер-офицеров, потому что они прекрасно понимали, как шлифовать новобранцев.