Когда Восходит Солнце - Hori

его малышке. Пусть ей четырнадцать, но для него она всё ещё тот невинный младенец, что смотрел на него серыми глазами в роддоме, пока он решал её судьбу.

Он никогда не расскажет ей о том, что у него было желание её отставить.

Сейчас, вспоминая этот момент, хотелось позвать своего отца и прямо сказать: избей меня до бессознательности, чтобы я навсегда забыл тот миг, когда едва не совершил вторую ошибку, сожалея о первой.

Как он мог только додуматься! Не хочет воспитывать, дурак. А кто же ещё будет любить эту крошку, которая каждый день делает красочным? Она же его продолжение, и он обязан был даже не сомневаться, когда выбор пал на воспитание. Марта бы дала ему между ног, узнай она беременной, что отец ребёнка не хочет быть отцом.

“Зачем тогда надо было начинать процесс зачатия, если ты не был готов статт отцом?” — спрашивал он себя в те далёкие годы, когда его девочка ещё неумела ходить, говорить и есть сама. Когда он менял ей памперсы, кормил из бутылочки коровьим молоком и не спал неделями. И даже тогда, когда она впервые побежала, запнулась и оборвала его любимые шторы.

Сейчас он тоже мысленно себя спросил, хороший ли он отец? Он так много времени уделяет работе, что даже редко видел Екатерину по утрам не спящей. Вчера он выиграл только вечер, чтобы сходить на парад, и закончилось всё…не очень приятно.

Решено. Он возьмёт завтра выходной и они поедут к причалу. Он арендует моторную лодку и они покатаются по реке. А можно даже приготовить малиновый сок и пожарить хлеб с сахаром. Устроить сладкий ужин где-нибудь подальше от города, где река впадает в озеро, и смотреть на то, как солнце садиться за горизонт. Только ещё фонарики надо взять и рыбачий навигатор. А то по темноте возвращаться сложнее.

Увлекшись фантазиями о завтрашнем выходном с дочкой, он достаточно быстро покончил с документацией. Время — начало десятого.

Включив компьютер и дожидаясь его прогрузки, он достал мобильный телефон из кармана пиджака. Ни одного уведомления. Значит точно обиделась.

Он сам написал ей сообщение, попутно открывая электронную почту и заходя в раздел документов от начальства. Нервно сглотнул, когда наткнулся на информацию о том, что через три месяца начальник Интерпольной организации, правящий на тот момент их страной, собирается посетить город Верден и начнёт с трёх из семи полицейских участков. Далее был список.

— Участок номер 4, улица Ю.Залива

— Участок номер 8, Квартал 404

— Криминально-уголовный Участок номер 1, улица Доброй славы.

Вот Чёрт!

В принципе он может уволиться и переехать в другой город, за километры от этого, но не будет ли это подозрительным? Может лучше просто на время передать свои полномочия кому-нибудь стоящему и взять отпуск? Или гордо явиться туда, но, раз-не брать Екатерину, два — самому не сталкиваться с начальником.

Твою налево, а если всё это спектакль, и отец не просто так приедет, а именно потому, что наконец нашёл его? Ведь участки стоят вразброс и занимаются разным. Участок 8 — вообще участковый пункт полиции. Что он там забыл?

И тут вспомнилось, что забыл он. Отправить дочери сообщение, которое он настрочил ещё десять минут назад.

“Спокойной ночи, доченька. Не злись на меня, мы с тобой обязательно обсудим всё, когда ты проснёшься. Люблю тебя.

Сергей Леонидович. (Папа)”

Моя ты родная, спи сладко и безмятежно, пока твой отец решит, стоит ли нам с тобой бежать из города и не пересекаться с твоим дедом, или хватит прятаться и пора показать, что его сын многого добился, воспитывает ребёнка и в принципе почти счастлив жизнью. Конечно, если бы у тебя, Милая Катерина, была мама, а у него-жена, он был бы самым счастливым. Но выбирать не приходится.

он рад воспитывать дочь и видеть, как она взрослеет на его глазах, ночами вспоминать, как она кричала одно слово, бегая по квартире и периодически падая. Её первое слово было “Люблю”. И она так забавно кричала “Лублуууу!”, хватая его за ногу, пока он шёл развешивать детские вещи на сушилку. Он тогда едва не упал, строго посмотрел в весёлое личико и несильно шлёпнул мокрой футболкой ей по жопке. Она отскачила, пошатнулась и посмотрела на отца, как на предателя народов.

Он любил свою дочку, свою Катерину. И она это точно знала. Леонид Фёдорович не любил его. И Сергей Леонидович знает это даже сейчас, спустя годы анализа своей прошлой жизни, когда он стоит у окна, за которым уже давно стемнело, и смотрит на деревья, что качаются на ветру.

Вот так наши старые детские травмы не дают сделать ошибку в воспитании своих детей.

Психология.

4. Игорь

Прошёл месяц.》

— Екатерина, руки мыть и за стол. — папа вышел в дверной проём из кухни поглядеть на меня. Я только вернулась со школы, была очень уставшей и еле двигала ногами.

Бросила портфель просто в случайную сторону и кинула куртку на резной стул. Покачнулась и осела на пол. Всё таки удавшаяся попытка показать, кто бегает быстрее всех в классе того не стоила.

— Екатерина, что с тобой? — отец бросил полотенце на первую полку, приближаясь ко мне. Мужские руки обхватили лицо, губы дотронулись до лба. — Ты вся красная и горячая. Где болит?

— Папа, отстань-сбросила с себя его руки и опёрлась на стену, чтобы встать. — Нигде у меня не болит. Это я четыре километра на время бегала. Между прочим, пришла первой!

Мужчина поднялся с колен, отряхнул брюки и строго посмотрел на меня.

— Что, даже не скажешь ничего? — удивилась я, подбирая портфель с пола. Было обидно.

— А что тут говорить? Хвалить не буду. Ты прекрасно знаешь, что я запретил тебе что-то кому-то доказывать, если это не в твоих возможностях.

— Но я смогла! Я пришла первой!

— И едва не падаешь. Всё. Руки мыть и за стол. — он развернулся на носочках и, убрав руки в карманы, скрылся в кухне.

Я стояла и во мне горела обида. Я хотела, чтобы он меня похвалил, так старалась, чтобы получить от него хоть какую-то похвалу. А вместо этого он снова раздул из мухи слона, ещё и пристыдить смог!

Я решила, что больше он от меня этого не дождётся. У него больше не будет хоть малейшей зацепки, чтобы меня похвалить, ведь он так этим пренебрегает.

Сбросила обувь и ушла в комнату. Настроение было испорчено одной фразой. “Хвалить не буду. “

— Я как-то не