Завтра наступит вечность - Александр Громов

Копали они, между прочим, криво, наобум, без толкового проекта, утвержденного технической комиссией. Лаз давал странные коленца то вправо, то влево, иногда плавные, а иногда под резким углом. Временами он шел вверх, и слой окаменевшего ила на полу утончался, превращая лаз в настоящий ход, но чаще делал нырки вниз, тогда мне приходилось ползти уже не на карачках, а на брюхе, поднимая тучи мелкой пыли, чихая и кашляя. Кое-где субстрат был испещрен следами мелких лап, попадался и крысиный помет. Трижды или четырежды вбок отходили какие-то темные подозрительные норы, еще теснее и непригляднее моей. Никогда не стану диггером, думал я, глотая пыль. Вот доползу до места, где можно развернуться, – и назад…

Я успел устать, а лаз ни в какую не хотел ни кончаться, ни делаться шире. От момента, когда я впервые взглянул на часы, прошло уже минут двадцать. Стало быть, я находился под землей (прогулка по трассе не в счет) уже минимум вдвое дольше и прополз не меньше километра. Тогда я решил, что хватит. Еще пятьдесят метров вперед, и если не смогу развернуться – все равно ползу назад. Умаюсь, но выползу.

И в этот момент начал гаснуть мой фонарик.

Для начала мне стало жарко и больше всего на свете захотелось очутиться на свежем воздухе. Затем я изругал себя лопухом, лохом и как-то еще, уже не помню. Исследователь! Полез черт знает куда без свежей батарейки! Назад, сей минут назад!..

Само собой, фонарик я выключил. Он и не слишком нужен, когда пятишься по-рачьи, используя пятки и филей как инструменты осязания. Полз и ругал себя, полз и ругал. Дышалось трудно. Ползлось тоже, прямо скажем, не очень легко, особенно на подъемах. Вы пробовали ползти в гору задом наперед? По осыпающемуся грунту? Попробуйте – хорошее упражнение для развития терпения и упорства.

Кромешная темень тоже не добавляла бодрости. Когда не повернуться и вдобавок глаз коли, воображение нарисует поблизости и аллигатора, и удава-констриктора. Понятно, что я проталкивал себя по лазу со всей возможной скоростью, а когда по моей руке резво пробежало что-то небольшое, щекотнув длинным голым хвостом, вскрикнул, вспотел и удвоил усилия.

Сколько времени я полз, не знаю. Мне показалось – вечность. На часы я не смотрел – берег издыхающую батарейку. Першило в горле, скрипело на зубах. Ничего, думал я. Доползу. И больше никогда, ни под каким видом, ни в какую нору…

Когда мои колени внезапно провалились в неизвестный колодец, я удержался от падения только потому, что каким-то чудом успел заклинить себя в лазе. Подтянулся, отполз. Сердце бешено колотилось. Нащупал в кармане монету, бросил назад – и содрогнулся, услыхав секунд через десять слабый плеск. Откуда здесь колодец? Почему? Не выдержав, включил фонарик и с досады чуть не завыл.

Это был не тот лаз. Наверное, пятясь впотьмах, я случайно свернул в одну из боковых нор и неизвестно, как далеко уполз. Едва я успел сделать это открытие, как свет фонарика, и без того скудный, совсем померк. Я немедленно щелкнул выключателем. Хотелось со всей прытью рвануть на карачках вперед, быстрее, еще быстрее, вон отсюда! На воздух!

Я этого не сделал. Говорю об этом с гордостью, хотя, если подумать, гордиться мне особенно нечем, клаустрофобией я никогда не страдал и не собираюсь. Сохранив самообладание, я понемногу восстановил нормальное сердцебиение и способность соображать. Значит, так… Во-первых, я еще не влип. Да, я сделал глупость, но вряд ли она уже фатальна. Во-вторых, я, к сожалению, не знаю, в какую боковую нору умудрился свернуть – правую или левую? Первое действие очевидно: поползу вперед, ощупывая стены. Если найду одиночную полость справа или слева – игнорирую ее и ползу дальше. Если обнаруживаю пустое пространство справа и слева одновременно – это и будет нужный мне лаз, останется только понять, в какую сторону по нему двигаться. При свете это нетрудно, а батарейки бывают разные: одна издыхает сразу и навсегда – другая же, «отдохнув», еще может заставить лампочку светиться секунду-другую, пусть и тускленько…

Ну почему я некурящий?! Почему я такой идиот, что и в армии не начал дымить? Имел бы при себе зажигалку, светил бы сколько влезет…

Досада была острая, но неконструктивная, и я ее пресек. Пополз. Радовало то, что я опять ползу головой вперед, а не тылом. Одиночные полости и вправду встречались – и как это я не отследил их прежде? В какой-то момент стало легче дышать, и я пополз бодрее. Навстречу мне шел ток воздуха, не особенно свежего, но после жуткой пылищи он казался мне дуновением морского бриза.

Соображай я в тот момент чуть лучше, я бы понял, что опять свернул не туда. Ну откуда, откуда на верном пути мог взяться воздух без пыли? Опомнился я только тогда, когда налетел на решетку. Приехали.

Бритва Оккама, господа! Не вводи новых сущностей без необходимости. Я и не вводил их, то есть принимал нору за нору, а не за лабиринт. А зря.

Я изо всей силы ударил кулаком по ржавому пруту. Прутья были толстые, таким бы стоять не в подземных норах, а в окнах тюремных камер. Я мог просунуть между ними руку, но не туловище.

Мое спасение откладывалось. Помню, я подумал о том, что не имею представления о том, под какой частью центра Москвы нахожусь и что там наверху. Наверху могло быть что угодно. Внизу, подо мной, тоже. А по сторонам был лабиринт тесных нор с одним-единственным выходом, который еще предстояло найти. Ощупью. О том, что результат поиска заранее неизвестен, я изо всех сил старался не думать, но не получалось.

И в этот момент за решеткой забрезжил свет.

Был он слабым, шел из-за поворота, но мне показался ярче солнечного дня. Свет! Люди!

– Эй! – заорал я не своим голосом, не веря такому счастью. – Эй, кто там есть? Ау! Помогите выбраться!

Загуляло эхо. Сейчас же кто-то испуганно охнул в ответ. Мне показалось, что это была женщина. И еще мне показалось, что заскребли по полу отодвигаемые в спешке стулья, один даже упал. Кто-то ругнулся грубым голосом. И только потом мне в ответ гаркнули:

– Кто такой?

– Слесарь. Выньте меня отсюда!

– Как ты сюда попал?

– Заблудился, – крикнул я, чувствуя себя полным идиотом. – С кем я говорю? Кто-нибудь может мне помочь?

Кажется, там совещались. Шепотом. Затем оттуда грянуло:

– Поможем. Оставайся на месте.

Ждать пришлось довольно долго. Насчет собственной безопасности я успокоился (как вскоре выяснилось – напрасно), зато начал терять терпение. Человек так устроен, что ему нужно всего помногу и сразу. Наконец до меня донесся лязг, и я понял, что с той стороны снимают не то дверцу, не то раму с металлической сеткой. Отблеск света на стенке лаза на минуту стал ярче, затем почти потух. Зато я услышал шорох и сопение – кто-то большой лез ко мне с той стороны, и лез натужно, с трудом протаскивая свое немалое туловище сквозь узкую нору. Один раз шепотом заматерился – очевидно, на повороте. Опять сопение и шуршание. Вспыхнула спичка, осветив толстые пальцы и плотную ряшку.

– Отползи.