Возвращение - Дмитрий Манасыпов

– Ты не уйдешь, Пикассо. – Танат чуть грустно улыбнулся. – Можешь попробовать, но уйти не сможешь. И дело даже не в том, что Район нужен тебе как воздух. Это ты нужен городу, хотя понять и принять это будет нелегко.

– Что? – Я недоуменно уставился на него, ставшего в этот момент тем, кем он и был – Измененным, бывшим мне, человеку, чужим. – Что-то то ли я туплю, то ли лыжи совсем без смазки…

– Да все ты понимаешь, рейдер. – Танат усмехнулся. – Каждый из вас, оказавшийся здесь, обречен с самого начала. Но кто из вас останется обычным охотником за легкой добычей, а кто сможет сделать что-то стоящее… этого никто не сможет сказать точно. Пока не придет время действовать.

– Вы про что это, а? – Скопа, недовольно поблескивающая на нас глазищами, решила вмешаться. – Слышь чего, брат, а прояснить?

Я чуть помолчал, прежде чем ответить ей. Достал сигарету из пачки, покрутил в пальцах, понюхав сладковатый аромат, тоже закурил…

– Хочу завязать, вот что. – В стремительно накатывающейся темноте ее лицо было не очень хорошо видно, но все же стало заметно, как оно вытянулось, напрягаясь в гримасе недоумения. – И тебе советую над этим подумать, сестра.

– С дуба рухнул? – Скопа выматерилась. – Какого хрена ты мне тут пургу какую-то гонишь, а? И что ты делать будешь, уедешь назад, начнешь снова покупать-продавать?

– Ну, не знаю… – На самом деле ни разу не задумывался над тем, что делать, если прекращать ходить в Район. Почему-то казалось, что все образуется само собой. – Можно подумать, тем более что средства вроде как есть…

– Знаешь что… – Она встала, откинув плед. – А не пошел бы ты в жопу со своими такими правильными мыслями, а? Не хочу про это говорить сейчас, вот чего, спать пойду!

И пошла к двери, медленно и аккуратно, придерживаясь за перила веранды. Было слышно, как, ругаясь под нос, она добралась до своей комнаты. Хлоп, и мы остались вдвоем с Измененным, сидевшим напротив меня. Глядевшим на меня своими бездонными зенками и с улыбкой Чеширского кота на абсолютно невозмутимом лице.

– Она поймет, только не сейчас. Не переживай, она простит и поймет.

– Я знаю. Просто сейчас она больше всего на свете хочет отомстить за друзей, это понятно… – На душе неожиданно стало очень противно, как будто предал ее. – И не захочет принять мое решение спокойно. Но что делать?

– Ладно, что тут ломать голову над тем, что разрешится в любом случае? – Танат легко поднялся. – Спать пора идти, завтра будет сложный день.

– Почему?

– Будет, и все тут. – Он повернулся в сторону города, откуда донеслась частая стрельба. – Все повторяется, постоянно одно и то же. Там, кстати, сейчас как раз развлекается Кэт. Я чувствую, когда эта девочка выходит на охоту, иногда стараюсь помешать ей. Хотя это редко получается, с нашим хозяином и его волей мне не сладить…

– С кем? – А вот это уже действительно интересно. Мало того, что бэньши существует, так у нее еще есть хозяин?!

– С кем надо, – неожиданно отрезал Танат. – Пикассо…

– Что?

– Помни, что я сказал тебе про Район. Ты ему нужен, так же как и твоя сестра…

Что оставалось сказать на такое? Вот и я тогда не смог ничего ни спросить, ни ответить. И до сих пор мучаюсь над тем, что хотел сказать этим Измененный.

Через неделю мы ушли. Скопа, все еще дувшаяся на меня, шла хорошо, последствия ранения практически не сказывались. За нами пришел тот самый Следопыт, на деле оказавшийся вовсе даже Егерем. Он провел нас по абсолютно незнакомой мне тропе, которая вывела к старой заправке, от которой в сторону Кротовки уходил сохранившийся асфальт дорожного покрытия. Блокпосты Периметра остались позади, и до дома мы добрались без приключений.

Что сказать… Было нелегко. Когда находишься в Районе, то постоянное напряжение нервов не дает тебе окунаться в переживания с той глубиной, с которой бы хотелось. А вот вернувшись – откат, полученный от них, зачастую превосходит все мыслимые ожидания. Этот раз исключением также не стал, скорее, наоборот.

Несколько дней подряд мы просто пили в «Солянке», начав спускать то, что успели заработать за несколько месяцев. Сдобный, который все прекрасно понимал, в результате запретил брать с нас деньги и подрядил двух своих вышибал контролировать тот момент, когда нас со Скопой начинало нести, и отправлять наши практически бездыханные тела домой. Нас никто не пытался задирать, понимая, что сейчас это будет чревато. Те самые Бек с Жаном, с которыми мы так и не успели подраться перед последним выходом в Радостный, прониклись этим вообще по самое не хочу. Они постоянно находились рядом и как-то раз даже самолично набили морды каким-то туристам, решившим пристать к Скопе. В общем – все нас жалели и старались накрыть волной любви и понимания.

Пить нам наконец надоело, тем более что как ни старайся, а залить эту боль и потерю ничем не удавалось. На какое-то время я вообще зарылся в себя, стараясь лишний раз не выходить из квартиры. Скопа отходила так же мучительно, но более агрессивно. Придя в себя после заливаний спиртосодержащих, она отправилась в Район с Соколом, несмотря на то что я просил ее этого не делать. Но она не стала слушать, заупрямившись и наорав на меня, а я… я не смог отправиться с ней.

Что-то надломилось внутри, что-то очень важное. Каждую ночь я выходил на улицу и смотрел на розовое небо над Радостным, и мне хотелось оказаться там. Вновь ощутить пронизывающий ветер, постоянно дующий у Черты, почувствовать запах сгоревшего пороха и как отдает в плечо стреляющий АК. Увидеть перед собой врага, без разницы, умеющего думать или нет. Пройтись тенью вдоль самых опасных мест, чувствуя, как пробегает по нервам редкая позорная дрожь. Вернуться… но нет. Дни шли, Скопа возвращалась, бросала на пол трофеи, а в стиралку грязные, пропитанные потом и кровью вещи. Залезала под душ, а потом садилась в кресло напротив, закутавшись в старый халат, дымила сигаретами и рассказывала, рассказывала. Ее не отпускало, в ней полыхали злоба и ненависть, и в каждом рейде она отстреливала хотя бы по одному «пуританину», против которых объявила форменный крестовый поход. В скором времени с ней стала ходить лишь команда Сокола, считавшего нас даже больше чем простыми друзьями. Остальные, включая явно влюбленного в нее Лебедя, рисковать не хотели. Воевать с «серыми» в Районе было сущим самоубийством. Но она хотя бы пыталась что-то делать, а вот я…

Потом меня вызвали в местное отделение Конторы, к офицеру, которого я никогда здесь не видел. Был долгий разговор, в котором, в основном, звучал мой монолог, лишь изредка прерываемый вопросами собеседника. Что и как произошло, что случилось с Ефремовой, с ее командиром, как там оказались пиндосы? Куча вопросов последовала после того, как я замолчал, и на многие из них ответить было невозможно. В какой-то момент хмурый и уставший человек, сидевший напротив, понял, что больше я не смогу ничего сказать, и меня отпустили. Самое удивительное, что с меня просто взяли подписку о невыезде и неразглашении… хотя что я мог разгласить? Не знаю, может, и мог бы, но наверняка никто не поверил бы в это. А когда мне выдали две пластиковые карты, которые при проверке оказались заполненными тугриками под завязку, я просто растерялся. Но возвращать их, естественно, не стал, обналичив обе и убрав деньги все еще безумствующей в очередном рейде сестры в сейф Сдобного.