Веселый Роджер на подводных крыльях - Владимир Васильев

Второй ярус опоясывала замкнутая галерея, от фальшборта до стен кают целый ярд. Балкон балконом, да простят моряки…

Весь нижний ярус занимали склады, топливные баки и машинное отделение, царство Ларри и Бегемота. Оба сидели в дежурке – чистой, полной датчиков и приборов каюте.

Итак, «Орхидея» отчалила второго июля в два десять пополудни. Лу отдал носовой, Кертис – кормовой, Зборовски дал «малый вперед», ожили два из четырех водометов средней ступени…

А потом все собрались там, где описано.

– С богом, – вздохнул Капитан Фло, начиная свое предприятие. Питер стоял у штурвала, сунув левую руку в карман. Капелька вышел на воздух, оставив дверь открытой; в рубку врывался соленый ветер, принося шум волн и крики чаек. Капелька чадил трубкой: в море сигар он не признавал.

– Да, – сказал Марк Мортимер, вспоминая осточертевшую камеру, – сидел бы я сейчас в Трэдфилде…

Арчи улыбнулся, вспоминая разговор во время свидания и недовольного охранника; Крис косился то на Марка, то на Элмера. Тихонько тикали на запястье Арчи часы, однажды уже побывавшие у Криса в кармане.

– Ну и кофе ты варишь, Ван… М-м-м… зажмурился от удовольствия Бруно. Кофе он обожал.

Кок разлил ароматную жидкость по чашечкам.

– Почему ты его называешь «Ван»? – проворчал Горди, принюхиваясь. Кофе он обожал не меньше. – Это же только полфамилии. Все равно, что тебя назвать не Фальконе, а Фаль.

– Да ладно, – вздохнул голландец. – Все так называют. Тебе сколько сахару, Лу? Никак не запомню…

Работу водометов лучше всего было слышно внизу, в трюме. Тихий гул никогда не покидал дежурку машинного отделения, разве только у причала.

– Подумать только – машина времени! Это же… – Слэш Бегемот развел руками, не в силах выразить свои чувства.

Ларри, развалясь в кресле, невнимательно листал журнал «Турбина».

– Да она с приветом, Оскар. Военные ее поэтому и продали Капитану.

Слэш не понял.

– Что значит «с приветом»?

Ларри отложил «Турбину».

– А ты не знаешь? Капитан, вроде, объяснял… Хотя, вас тогда еще не было. В общем, она работает только назад, в прошлое. Относительно нынешнего года. Прыгнул сегодня, пробыл в прошлом месяц, возвращаешься ровно через месяц после старта, и никак иначе. Понял?

Слэш кивнул:

– Фиксированный сдвиг, ясно.

– Вот. А прыгать можно только на тринадцать лет. Ровнехонько, ни больше, ни меньше. Или на двадцать шесть, если в два приема. Три приема – тридцать девять, и так далее.

– Почему? – изумился Бегемот.

– Откуда я знаю? С приветом машина. Бракованная. Намудрили, небось, военные, сами не расхлебали. Но это не все. Ты заметил, что многие из нас одногодки? Мне, тебе, Крису, Марку, Лу, Бруно и Арчи по двадцать шесть лет, Капельке, Питеру и Вану по тридцать девять, а Капитану – пятьдесят два. Улавливаешь?

– Ого! Тоже привязка к цифре «13»?

– Точно! Машина переносит только те живые организмы, возраст которых кратен тринадцати годам. Плюс-минус несколько месяцев. Так что у нас не так много времени. До конца лета.

Слэш покачал головой. Действительно, с приветом машина!

– Стоп, Ларри! А Юстас? Как с ним?

– Ему шесть с половиной лет. Тринадцать пополам.

– А-а…

Ларри усмехнулся:

– Вот такие дела. Честно говоря, я не уверен, что это ВСЕ ее заскоки. Думаю, есть и другие. Поживем – увидим, прав я или нет.

– Внимание, команда! – прозвучал по внутренней связи голос Капитана Фло. – Начинаем первый прыжок!

Заслышав голос хозяина Юстас проснулся, взлетел по кормовому трапу, пересек палубу четвертого уровня и вошел в рубку, зевая на ходу.

Мир на мгновение померк, а потом пасмурный день и легкое волнение сменились безудержным летним солнцем и полным штилем.

Оскар Слэш прилип к иллюминатору. За стеклом была резиновая лодка и конец двадцатого века, девяностые годы, середина лета.

– О'кей, ребята, все в норме, эта штука работает, – сообщил Капитан Фло. – Дальнейшие прыжки без предупреждений. Поехали!

Снаружи раз за разом темнело, волны и ветер то и дело меняли силу и направление, солнце то сияло посреди бездонной голубизны, то пряталось за лохматыми сахарными облаками, то терялось за сплошной пеленой свинцовых низких туч. Раз «Орхидею» омыл неистовый летний ливень, а раз попали в бешеный шторм: огромная волна пихнула судно в левую скулу, столкнула с крыльев и посадила брюхом на воду, но в следующую секунду, тринадцатью годами раньше, «Орхидея» вновь поднялась на крылья.

Раз совсем рядом мелькнул пароход, оставляя длинный шлейф дыма и копоти; позже вдали на миг поднялись высокие мачты какого-то парусника, а за кормой все время маячила резиновая лодка с единственным человеком, вцепившимся в весла.

Оскар, заметивший лодку, так и не сообразил сначала, что она тащится вслед за «Орхидеей» сквозь времена.

Наконец, прибыли. Солнце жарило как встарь, затихли водометы, «Орхидея» легла днищем на воду и неспешно заскользила по легкой ряби семнадцатого века.

Фло, Питер, Капелька и Юстас вышли на палубу.

– Красиво, черт возьми, – вздохнул Фло. – Даже дышится, вроде бы, легче.

Море было синее-синее, почти как дома, в двадцать первом веке.

– Да уж, – заметил Эрвин. – Наслаждайся. Ни тебе смога, ни тебе нефти…

Юстас вдруг, рыкнув, рванулся на корму, встал на задние лапы, оперся на леер и залаял.

Невдалеке лениво покачивалась ярко-оранжевая резиновая лодка; в ней стоял человек и отчаянно махал курткой.

– Гм… – оторопел Капитан. Резиновая лодка в семнадцатом веке? Или что-то неладно с машиной?

– Кэп, лодка за кормой! – прокричал кто-то снизу, со второго уровня.

– Вижу, – отмахнулся Фло, направляясь в рубку.

– Все наверх! Кертис и Лу – принять человека!

«Орхидея» величаво развернулась и медленно сблизилась с лодкой.

Через минуту Кертис привел наверх перепуганного паренька-подростка; Лу втаскивал злополучную полуспущенную лодку на корму второго уровня.

Фло подозрительно рассматривал пришельца. Рыжая шевелюра, спасательный жилет, шорты, шлепанцы… Сын какого-нибудь рыбака из припортовых районов, наверное.

– Тебя послал Бейкер? – жестко спросил Капитан. – Отвечай!

Мальчуган съежился:

– Какой Бейкер? Я от родителей сбежал… А лодка лопнула. Старая уже…

– Как тебя зовут?

– Слава… Слава Лебедев.

Капитан удивился:

– Русский, что ли?