Проходимец по контракту - Илья Бердников

— Сюда, — дернул меня влево Санек.

Мы подбежали к ярко-синей «Скании», возле которой топтались пара человек в медицинских халатах.

— Все нормально? — Один из них начал измерять мне пульс, другой попросил снять куртку, расстегнуть «молнию» на джемпере, приставил к моей шее пистолет-шприц. Кольнуло.

— Да он, в принципе, молодец. — Санек заглянул в высоченную кабину тягача. — Что, Данилыча все еще нет?!

— Вы не волнуйтесь, — втолковывал мне медик. — Сейчас сделаем вам все прививки…

— Где же он ходит? — метался Санек.

Взвыл ревун.

— Ваше основное дело — очень хотеть туда проехать. — Укол. — Главное, не отвлекайтесь. Стойте спокойно, я введу вам успокоительное.

— Где, блин, Данилыч?!

— Важно само желание! — Укол. — Подумайте, ваша зарплата и дальнейшая работа зависят от того, попадете ли вы на Дорогу, проедете ли…

— Е-мое, уже отъезжают!

Ревун надрывался всей своей металлической глоткой.

— Успех зависит от вашего желания, благополучие страны… — Укол. — Вы давно ОРВ болели?

— Да где же он застрял!!!

— В вашем роду были психические расстройства?..

Укол.

— Да что сегодня за день такой!

— …Аллергии на что-то? На лекарственные средства, витамины?

— Может возникнуть легкое недомогание, при повышении температуры примите лекарства в соответствии с этой запиской, вот аптечка…

— Данилыч!!!

Из-за штабеля фиолетово-белых коробок появился Данилыч с двумя огромными сумками защитного цвета в руках.

— Быстро в машину!

Орал ревун.

— Впрочем, успокойтесь: мы не все доберемся до Лондона.

Д'Артаньян

— Это почему?

Портос

— Потому что, по всей вероятности, кое-кто из нас отстанет в пути.

Д'Артаньян

Погрузившись в кресло «Скании» справа от водителя — на этом настаивал Данилыч, — я попытался перевести дух. Немилосердно болели исколотые шея и плечи. Данилыч запустил двигатель, и «Скания» с мягким рокотом поплыла вслед другим автопоездам.

— Ты как, готов? — высунувшись сзади, теребил меня Санек. — Чувствуешь Дорогу?

— Не трожь человека, пустозвон, — пробурчал Данилыч, выруливая в какой-то туннель. — Почувствует, если надо, если готов…

— Что от меня требуется? — Мне было как-то не по себе от необычности происходящего. — Может быть такое, что у меня ничего не выйдет?

— Все может быть…

— И что тогда, мы застрянем?

Данилыч повернулся ко мне и как-то особенно ясно глянул своими карими глазками из-под седоватых бровей:

— Нет, просто останемся здесь. А ты не бойся. Не все с первого раза проходят. Этого тебе на подготовке не скажут: больше уверенности выработать хотят. А я тебе так скажу, — он поболтал пальцем в воздухе, — когда знаешь, с чем столкнешься, то легче настроиться. А если проиграешь, то хоть знаешь, почему.

Впереди явно что-то назревало. Данилыч ловко провел автопоезд в обход другой фуры.

— Смотри-ка, — спокойно комментировал он, — один не прошел, так сдал назад, но дистанция маловата, и всем надо сдавать… Говорил начальству: увеличьте дистанцию, нет — хочется побольше машин провести…

Мы прошли мимо то ли застывшей, то ли медленно пятящейся колонны тягачей с прицепами. Данилыч включил фары, и только сейчас я заметил, что в туннеле порядком потемнело. Мелькнул прижавшийся к стене человек в оранжевом комбинезоне. Второй со светящимися указателями в руках.

— Сейчас будет очень темно, — забормотал снова мне на ухо Санек. — Главное — желание выйти отсюда. Старайся, Леха.

Действительно, резко стало темнеть, словно какой-то черный туман заструился сквозь всю материю, поглощая свет ксеноновых фар, затемняя приборную панель.

«Как Данилыч ведет в такой темени?! — мелькнула паническая мысль. — Мы ж под землей! А если в какую-то пропасть угодим? Столкнемся с другой фурой?»

Я повернул голову к Данилычу и не увидел его. Тьма охватила все и тесно прильнула к лицу. Можно было ощутить, как она буквально трется о роговую оболочку глаз, вливается через нос, через рот внутрь головы.

Полная пустота.

Пустота, полная тьмы.

Я боялся дышать, чтобы тьма не наполнила легкие. В мозгу билась алой змейкой мысль: наружу! К свету! Этот алый червячок мерцал все тусклее, окутываемый чернильными нитями мрака, и я понял, что умру, если не выйду на свет.

Я попытался найти дверную ручку, чтобы выпрыгнуть из кабины и хоть пешком выбежать из этого черного ужаса, но не нашел и самой двери. Кабина «Скании» исчезла, растворенная непроницаемым киселем тьмы, и я побрел куда-то, пытаясь выставить несуществующие руки, не ощущая ни времени, ни пространства.

Жуткий кошмар полного одиночества.

Ощущение, что тебя предали, оставив во мраке навсегда, каким-то жутким, безумным подношением хаосу тьмы.

Или структуре?

«Иди вперед», — мелькнуло в голове. Иллюзии сходящего с ума сознания? Попытка разума помочь самому себе?

«Иди вперед!»

Это прозвучало и мягко, и твердо. Словно приказ и просьба одновременно. Ухватившись за этот отголосок стороннего присутствия, я зашагал прямо, стараясь держать дистанцию. Где тут перед? Я не ощущал даже, где были верх и низ, но просто двигался, понимая, что ступаю по пустоте, не ощущая ног. На ум откуда-то пришли строчки:

«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня»[1]

Прошла минута, другая.

Тьма постепенно начала менять оттенок. Словно в банку черных чернил тонкой струйкой вливали воду, и она постепенно разбавляла черноту, смягчала, сводила на нет непрозрачность жидкости. Теперь абсолютный мрак сменился простой темной ночью, которая уже не несла такого страха, как абсолютный мрак, и было ясно, что скоро придет утро, настанет день и воцарится свет, дающий жизнь и надежду…

Я продолжал идти, уже устремленно, видя далеко перед собой мутное, туманное, но светлое пятно, обещающее вывести из остатков мрака на волю.

Из темноты стали проступать, словно проявляться, предметы. Линии, углы, очертания.

Руки. Мои руки, лежащие на коленях. Пальцы судорожно вцепились в джинсу, словно желая ощутить хоть что-то материальное. Желая их испробовать, я поднес к лицу ладонь и зажмурился от хлынувшего из-за пальцев света. Вместе со светом пришел звук, словно из ушей сначала медленно, но с нарастающим ускорением вытянули абсолютные пробки, наглухо до этого закупоривающие слуховые каналы.