Грешник Шимас - Шахразада

Схватка была быстрой, безмолвной, почти бесшумной. Взглянув в сторону берега, Шимас не увидел в бухте ни одной лодки на плаву. Солнечный свет искрился на воде, но ничто не шевелилось. Спящий стражник оказался связан прежде, чем проснулся, а юноша бросился за инструментами к рундуку оружейника.

«Аллах великий, как, оказывается, в воображении легко избавиться от плена!..»

Ломом он сорвал замки на цепях Селима, и уже вместе они побежали расковывать брата Селима — Рыжего Марка. Рабы хватали их за одежду, просили освободить их, но первым должен был стать, конечно, Рыжий Марк.

«И не только потому, что Марк был братом Селима… И даже не потому, что мы с ним дружили, — самое главное, мне был необходим еще хоть один сильный человек рядом, чтобы удержать дисциплину, необходимую для нашего спасения! Когда же были освобождены Селим и Рыжий Марк, я понял, что надо делать».

Шимас едва не застонал — так свежи были «воспоминания» о недавнем спасении. Еще миг, и он бы стал рассматривать кисти рук, отыскивая следы от мокрых веревок. Да, сейчас он был там, на палубе галеры. Он спасался сам и спасал друзей.

Когда люди поднялись на палубу, Шимас взял Рыжего Марка за плечо:

— Я хочу, чтобы галера была вычищена и вымыта — вся, от носа до кормы.

— Что? — Высоченный исхудавший галл не поверил своим ушам. — Нам надо бежать!

— Посмотри на них! — закричал в ответ Шимас. — На себя посмотри! В таком виде вы только ступите на улицы Кадиса, и все сразу поймут, кто вы такие, и снова закуют вас в цепи. Слушай меня! Я знаю, что делать! Сначала мы приведем в порядок галеру, потом себя. Среди награбленного есть одежда, целые тюки одежды. Каждый из нас получит платье, каждый получит золото, а потом вы услышите, что я надумал… Но ни капли вина! Ничего не пить, кроме воды. Положитесь на меня!

Освободившиеся рабы выставили вахтенных — необходимо было в оба глаза следить за любой приближающейся лодкой. Люди работали быстро. Галеру тщательно убрали, а палубу дважды окатили водой, которую черпали из-за борта ведрами на веревках из сыромятной кожи.

Селим и Марк спустились в трюмы, чтобы подсчитать стоимость груза. Они едва успели подняться на палубу, когда показалась приближающаяся лодка — возвращался капитан. В один миг рабы вернулись на свои места у весел. Двое заняли место стражников. Судно стало свободным так быстро, что Шимас даже забеспокоился, — в самом деле, команда оказалась сбродом неотесанных чурбанов. Удивительно, как они вообще вспомнили, что надо сменить стражу. Возвращавшиеся полупьяные матросы думать забыли об осторожности…

Шимас пригубил остывший кофе и попытался рассмотреть картину, вставшую перед его мысленным взором. «Почему бы не разделить деньги и не позволить каждому идти своей дорогой? — думал он. — Кадисские мавры вряд ли отнесутся приветливо к беглым рабам и, скорее всего, помогут капитану отыскать и выловить нас по одному…»

И тут юноша вспомнил помощника капитана китобоя, с которым впервые вышел в море. «Мальчик, всегда сначала работай головой, а уже потом кулаками…» — любил повторять он.

Теперь надо было продать галеру… Продать так, чтобы отправить каждого раба домой в меру состоятельным человеком.

— Ты остаешься старшим, — сказал Шимас Рыжему Марку. — Селим сойдет со мной на берег. Если кто-то из команды вернется на борт, берите их в плен…

Теперь им нужен был нищий, но нищий не всякий.

От яркой картины Шимаса отвлек девичий смех — слева от него юный повеса болтал с девчушкой, которая только что принесла ему дымящееся блюдо. За спиной же было тихо — и тогда юноша решился оглянуться. Никого. И отец, и его любимая исчезли.

Шимас подумал было, что ему все услышанное привиделось, как привиделось только что освобождение из рабства.

— Ну что ж, уважаемые. Пусть будет так. Только что я лишился семьи, освободился из рабства. Теперь мне осталось обрести… если не богатство, то хотя бы достаток.

«Глупец, — внутренний голос был едва слышен. — Но отчего ты решил, что лишился семьи? Твоя семья — это ты сам, твой дядя, не сделавший тебе ничего дурного, твои двоюродные братья и сестры. И даже отец… которому не повезло полюбить. Пусть ты сейчас зол на него, пусть считаешь его предателем. Но не торопись… Ибо твой век долог, а будущее более чем туманно…»

Странное ощущение даже не раздвоения, а растроения было столь пугающим, что Шимас замер. Пусть существуют двое: он — альбионец и он — беглый раб… Но есть же еще и мудрец, который дает не такие уж глупые советы…

— О нет. Это слишком!

«Дурачок… Вовсе не слишком. Не принимай решений, руководствуясь лишь движениями души. Дай себе время обдумать все увиденное и услышанное. Остынь. Ведь куда проще лицедействовать, чем наяву умирать от каждого удара судьбы… Сейчас тебе нужно лишь одно — отмщение. Вот и направь все силы на то, чтобы барон упокоился в самой зловонной луже твоей родины. А потом, вернувшись, реши, стоит ли отказываться от семьи лишь потому, что отец не скорбит ежесекундно вместе с тобой. Стоит ли называть его чужим человеком из-за того, что он любит и любим…»

— Но он же предал мою мать!

«Разве? Разве он отказался от нее? Разве перестал возвращаться, обретя другую возлюбленную? Напротив, он метался между двумя своими чувствами и ни здесь ни там не чувствовал себя спокойно. Быть может, он достоин жалости или сочувствия? Подумай об этом, пока будешь добираться до Арморики. Быть может, достигнув первой своей цели, ты иными глазами увидишь и судьбу несчастного Масуда?»

— Несчастного! Это я несчастен! Это я…

«Ты споришь сам с собой, мальчик… Не принимай скоропалительных решений — для того, чтобы исправить содеянное в гневе, может понадобиться целая жизнь. Реши одну задачу, и после этого переходи к следующей. Твоя мать должна быть отмщена — и в этом нет никаких сомнений. Злодей должен быть наказан, и наказан примерно. И в этом тоже сомнений нет. А все остальное оставь на потом».

— Да будет так, — прошептал Шимас, не в силах спорить с мудростью своего второго «я». — Злодей должен быть наказан. И для этого я сменю личину, став совсем иным человеком.

Юноша вновь вернулся к сочиненному не так давно альбионцу. Он даже почувствовал, с каким удовольствием ступил на землю после недель плавания по спокойному в эту пору Узкому морю…

Едва сойдя на берег, Шимас и Селим углубились в узкие припортовые улочки. План освобождения был прост, но медлить нельзя было ни секунды. Хотя у приверженцев Аллаха всесильного не в обычае торопиться в торговых делах.

Шимас заколебался.

«Ну что мне мешает просто освободить рабов — и пусть сами выбираются из этой страны как смогут? Разве я отвечаю за них?…»

И пусть никаких рабов не существовало — вернее, они жили лишь в разуме Шимаса. Но уж такой он был человек — всегда просчитывал каждый свой шаг. И потому прекрасно понимал, что, освобожденные и с деньгами в кармане, вчерашние прикованные галерники соблазнятся злачными местами Кадиса, привлекут к себе внимание окружающих, быстро будут разоблачены как беглые рабы и снова окажутся в цепях.