Нежные признания - Элизабет Торнтон

Алекс намазывал маслом кусочек гренки.

— Я думал об этом. Но бабушкино лекарство оказалось сильнее. В любом случае, как мне рассказать племени неверных о бабушке Макэчеран? Они не поймут.

Гэвин перебил его:

— И что же нам делать?

— Смириться с этим, — непоколебимо ответил брат. — Что еще нам остается?

Когда молодые люди собрались уходить, Алекс повернулся к Джеймсу и робко улыбнулся.

— Возможно, это ничего не значит, — сказал он, — но на твоем месте я бы начал читать газеты от корки до корки. Это может помочь с твоими кошмарами.

Не теряя времени, Джеймс последовал совету кузена. Как только братья вышли из дома, он попросил дворецкого принести ему утренние газеты.

Фэйт чувствовала некоторое возбуждение, спеша по аллее в книжный магазин на углу Уоберн Плейс, где можно было брать книги напрокат. Она планировала собрать отклики на объявление, которое разместила во всех лондонских газетах, и очень надеялась, что загадка, вот уже несколько недель мучившая ее днем и ночью, будет наконец разгадана.

Иногда Фэйт останавливалась и любовалась в витринах магазинов антикварным ожерельем, мебелью, редкими книгами, изысканными ботинками или изделиями из кожи. Но мало что привлекало ее. Зарплата учительницы не позволяла покупать такую роскошь. Кроме того, она останавливалась с определенной целью. Уже примерно неделю каждый раз, когда она выходила из школы, ее охватывала непонятная тревога: казалось, кто-то наблюдает за ней. Может быть, ее просто немного мучила совесть: учителям нельзя было выходить по своим делам во время обеда; еще к ней могли возникнуть вопросы: например, почему она указывала в качестве своего почтового адреса книжный магазин Притчарда, тогда как вся корреспонденция учителей приходила на адрес школы.

Отражения в витринах не давали повода для беспокойства. Вокруг было много народу, магазины по пути были довольно известные, хотя и не такие престижные, как на Мейфэр, но она никогда не рискнет пойти в ту часть города.

Блумсбери находился достаточно далеко от Мейфэр, где можно было встретить кого-то из бывших знакомых. Но даже если бы это произошло, никто не узнал бы ее в этой тусклой коричневой форме. Модницы носили украшения, одевались в дорогие платья с турнюрами и оборками, школьные же учительницы ходили в простых неброских платьях и скромных шляпках, соответствующих их должности.

Как бы то ни было, на дворе стоял июнь. Жарким летом светские леди, с которыми Фэйт когда-то общалась, уезжали в загородные поместья или посещали какие-нибудь модные купальни.

Маленький колокольчик прозвенел над дверью, когда она вошла в магазин. Мистер Притчард стоял за прилавком и беседовал с покупателем, но, как обычно, поприветствовал ее, дружелюбно улыбнувшись и помахав рукой. Она повернулась к стопке книг и стала читать названия, ожидая своей очереди. Эта часть соглашения всегда заставляла ее нервничать, хотя, казалось бы, она не делала ничего предосудительного. Все, чего Фэйт желала, — это оградить свою частную жизнь от чужих глаз. Ей не хотелось, чтобы незнакомые люди знали, где она жила, а тем более, чтобы подруги-учительницы догадались о том, что она задумала. Слишком много писем, приходящих в школу одной учительнице, могли повлечь неудобные вопросы, на которые она не хотела отвечать.

Когда колокольчик над дверью зазвонил снова и в магазин вошел очередной покупатель, Фэйт раскрыла выбранную наугад книгу и начала безучастно ее перелистывать. В магазине было тихо, поэтому она посмотрела в сторону прилавка, желая проверить, не освободился ли мистер Притчард. Ей не было видно его из-за мужчины, которого она невольно окинула взглядом.

Он закрывал собой свет, поэтому Фэйт прищурилась и стала разглядывать его: темные волосы, широкие плечи, высокий рост. Она не могла отчетливо разглядеть его лицо.

Это мог быть кто угодно, вот только излучаемая им энергия и уверенность заставили екнуть ее сердце.

Мужчина сделал шаг ей навстречу, и тут она его рассмотрела. Он похудел; сдвинутые черные брови, жесткие и бескомпромиссные черты лица… но в карих глазах тот же острый ум и хищный огонек.

— Фэйт, — сказал он, — я так и думал, что это ты.

Джеймс Барнет.

Ей стало трудно дышать. Колени подгибались; книга, которую она листала, выскользнула из рук и с шумом упала на пол. Он протянул ей руку, но она уклонилась.

— Фэйт, ты в порядке?

До этого она часто повторяла в мыслях слова, которые скажет ему, если они когда-нибудь случайно встретятся. Никаких обвинений. Никаких слез. Никаких сожалений. Она просто отвернется от него и уйдет прочь. Но она осознала, насколько ее самообладание слабо, только сейчас, когда он стоял перед ней. Боль и унижение, которые, как ей верилось, она уже подавила в себе, оказались такими горькими и свежими, словно все произошло вчера.

— Не прикасайся ко мне!

Его рука опустилась. По сравнению с язвительным тоном Фэйт голос Джеймса казался мягким:

— Было похоже, что ты упадешь в обморок. Я всего лишь хотел помочь.

Черт! Черт! Черт! Она съежилась, как кролик. Совсем не так хотела она предстать перед этим человеком! Чувство собственного достоинства требовало от Фэйт соответствующих действий. Она горделиво вздернула подбородок.

— Ты напугал меня. Я думала, это какой-то незнакомец. — Девушка постаралась засмеяться. — Что я говорю? Ведь ты и есть незнакомец. Мне показалось, что я знала тебя когда-то очень давно, но я ошибалась. Будь добр, отойди в сторону и дай мне пройти.

Джеймс не обратил внимания на ее высокомерную речь.

— Ты белая как полотно. Лучше присядь, пока не упала.

Фэйт выпрямилась, одной рукой держась за книжную полку. В ее голове зарождались подозрения. Либо случайное появление Барнета в Блумсбере именно в тот момент, когда она вошла в магазин мистера Притчарда, было сущим невезением, либо оно вовсе не было случайным. Может, это он следил за ней?

— Что ты делаешь в Блумсбере? — внезапно спросила она.

— Я мог бы задать тебе тот же вопрос. Послушай, мы можем поговорить, как нормальные люди?

Ее голос был полон сарказма:

— Ты опоздал на восемь лет. Нам нечего сказать друг другу.

Джеймс осторожно сделал шаг ей навстречу и наклонил голову. У Фэйт внутри все сжалось, но она продолжала держаться прямо. У нее мелькнула мысль, что она была права, назвав его незнакомцем. Он всегда казался уверенным в себе и способным достичь своей цели, но его суровость смягчалась каким-то странным обаянием. Этот человек был так же привлекателен, как мраморная плита.

— Говори за себя, — сказал Джеймс. Его голос был таким же бескомпромиссным, как и выражение его лица. — Я хочу многое рассказать тебе.

Она не собиралась ворошить прошлое. Ей стало дурно от одной мысли, что придется обнажить свои чувства.