Я - убийца - Фридрих Незнанский

Именно из-за этих вот выкрутасов с Антоненко никто и не хотел дружить. Его боялись пригласить в гости, боялись знакомить с подругами, просто недолюбливали за то, что он пользовался большим успехом у прекрасного пола.

По-настоящему Гордеев и Антоненко подружились уже потом, после института, когда оба по распределению попали в одну прокуратуру. Вот там вдруг и сошлись. Было дело. Подставили Юру дальше некуда. Попросту – подвели под него бабу. Гордеев никогда не считал себя красавцем. Уродом тоже не был. Одним словом, без особых примет. Таких лепят для ФСБ. Они ездят на неприметных машинах, одеваются неброско, предпочитают слушать, а не говорить, иногда рассказывают выдуманную историю об авиа-авто-лавина-пожар-паром – «Эстония»-катастрофе, где погибли родители, чем вызывают сочувствие и ответную болтливость. Еще чуть-чуть, и можно было бы потянуть на «вора на доверии», но такая квалификация присуща личностям ярким. И по внешности тоже.

Одним словом, под Юру подвели бабу. Эффектная блондинка, она появилась в кабинете как родственница обвиняемого и сразу стала неровно дышать в сторону молодого следователя. Кому не понравится? Юре понравилось. Он вовсю пыхтел над делом и, сколько ни предупреждал его опытный по женской части однокурсник, с головой ушел в роман. Он уже не искал улики и вещдоки, сам не замечая, как превратился из следователя в адвоката обвиняемого. И тогда Антоненко взял бабу на себя. Более того, сделал так, чтобы Гордеев поймал их на квартире. А когда у Гордеева «открылись глаза» на женское непостоянство, он вдруг взглянул на дело своего обвиняемого с правильной точки зрения. Быстро доказал его виновность и благополучно упрятал мерзавца за решетку. Гордеев с удовольствием отправил бы туда и мадам, но в ее действиях не было состава преступления. Вот так они стали друзьями. Потом Гордеева взяли на подхват в Генеральную к известному «важняку» Турецкому, откуда он ушел у адвокаты, а Антоненко остался на Таганке. Адвокат, проработавший в следственном аппарате пусть даже несколько лет, ценится куда больше, чем адвокат с институтской скамьи.

Эта недавняя пьянка несколько выбила из колеи, но опять же по наводке появился счастливый случай в лице Локтева Вадима Викторовича с его процентами. Он перечитал все бумаги, представленные режиссером. Не вязалось. Не вязалось в стройную систему защиты имущественных прав. Черт его знает что. С тех пор как развалили старый Союз кинематографистов, все взаимоотношения между студией и режиссером, между режиссером и коллективом вспомогательных производственных цехов, которые раньше четко регламентировались инструкциями и постановлениями лохматых годов, в нынешних условиях стали малопродуктивным подспорьем. Не доросли до Запада и потому применяли в финансовых соглашениях кто американскую модель, кто европейскую, кто и вовсе свою собственную. Необходимо было разобраться. Найти мало-мальски сведущего человечка, который бы по-семейному разобъяснил и показал наличие грубых швов, а то и дырок в современном устройстве кинопроизводства. И такой человек у Гордеева был. Актер-эпизодник Миша Калинкин. Когда-то Гордеев взялся его защищать и защитил. Теперь Миша должен был отработать свое. Дело в том, что Миша как-то ехал со съемочной площадки не переодевшись. Как был, то есть в форме капитана милиции. Был слегка под хмельком. А тут к женщине пристали. Будучи джентльменом по натуре, но главное, ощущая давление на плечи капитанских звезд, смело вмешался и превысил все мыслимые пределы необходимой обороны. Так поработал над хулиганом, что тот три месяца лежал в больнице, а вышел оттуда инвалидом третьей группы. Вот вам и процесс. Пресса раздула. Миша был в милицейской форме. Фиктивный милиционер забил до полусмерти гражданина N. И милиция обиделась. Использовал форму для хулиганской выходки. На показания потерпевшей уже никто почти не обращал внимания, а скоро ее вообще перестали вызывать для дачи ненужных ведомству МВД показаний. Гордеев три месяца искал свидетелей. Тех, кто ехал в тот день в одном вагоне метро. И нашел. И выиграл. И распил с Мишей бутылку водки после судебного процесса.

К нему-то в Орликов переулок и свернул с кольца Гордеев.

Калинкин жил в коммуналке, но вышел в коридор открывать в белых сатиновых трусах с синими лампасами.

– Кого я вижу… Друг Юрий… Проходи, не мешкай. Пивка с яишенкой? Никаких «нет», – поволок он Юру в свою берлогу.

– Что ж ты в трусах-то? Женщины ведь в соседях… – укорил своего бывшего подзащитного адвокат.

– Женщины? – изумился актер. – Какие это женщины? Единственную знаю женщину – мать. Вот та была женщиной. А эти так… Яйца мне побили, сволочи, представляешь?

– Как побили? – в свою очередь изумился адвокат и посмотрел на Мишины трусы.

– Да не эти… В холодильнике. Льда им захотелось. Извинились. У них отключился, а мой старичок пашет. Вот они среди ночи и полезли. А свету нет.

– Но купили?

– Яйца-то? Купили. Куда денутся. Ты пивка давай. Как правильно говорит реклама – НАДО ЧАЩЕ ВСТРЕЧАТЬСЯ!

Выпили пива.

– Я к тебе по делу… – начал Гордеев.

– Куда от этих баб деваться. Слышишь?

По коридору ходили.

– Сейчас постучат, – констатировал актер, и действительно постучали.

– Михаил Николаич, вы чайничек с плиты снимать будете? Ой, да у вас гости приличные… Ну тогда я выключу. Вы заварку у меня можете взять. Потом отдадите.

– Скройся. Ко мне правозащитник пришел. Ему твой чай до лампочки. Знаешь, что в Китае с твоим чаем делают?

– Пьют, наверное, Михал Николаич.

– Как же, пьют. У них этого чая – море. Они им ноги моют… А потом только пьют.

Голова соседки скрылась.

– Никуда от них не спрятаться. Они ж мою мать знали. И меня вот таким. Теперь нет душе спокою.

– Разменяйся.

– С кем? Кто в такую дыру пойдет? Пробовал. То им район не тот, то еще что… Я так думаю, они клятву дали извести меня.

– С этим, положим, я тебе помогу. Есть человечек в прокуратуре. Спит и видит поменяться. Он и расселит. Против прокуратуры ни одна бабка не устоит. Ты вот просвети меня в другом. По дружбе. Есть гаврик один. Режиссер. Картину закончил, а монтировать не дают. Композитора навязали. Это же деньги. Договор читаю. Все правильно. Права не имеют. Но не допускают. Негатив арестовали.

– Тут вода мутная. Никто никому своих договоров не показывает. Коммерческая тайна. Так. Те, что в деле лежат, может быть, и не те совсем. Раньше все по-другому было. Студия с режиссером заключала отдельно, и оговаривали, что предоставляют режиссеру. Все права у студии. Теперь черт ногу сломит. Кто смел, тот и съел. Его могли с договором объегорить. Включили пунктик расплывчатый, а он не посоветовался. Вернее, его попросили никому не говорить и ни с кем не обсуждать ни суммы, ни условий. А в деле-то совсем другой договор. Я схожу к дружбану на студию, образчик достану. Ты и сравни. Но не сегодня. Сегодня у меня банный день. Горячую воду без ржавчины дали.

– Ладно. О квартире подумай. Я твой телефончик следаку подкину. Позвонит. Борей зовут. Антоненко. Не провожай. Сам найду.