Вожделение - Гузель Магдеева

Незнакомое слово, которое ничего за собой не несло. Спросил только — не рак же? Не рак, ну тогда не страшно.

Как оказалось, все не так.

— Что дальше?

— С такими размерами операцию уже нельзя откладывать.

— Вы же знаете, — начал раздражаться, но врач перебил:

— Знаю, Максим Евгеньевич. Трепанация — это не единственный способ. Есть другие. Гамма-нож. Эндоваскулярное лечение. Поищите, их делают и в России, и зарубежом, кому верите больше. Не тяните только.

Он ещё что-то говорил, а я по столу пальцами отбивал. Дурацкая привычка.

Мозги — самое ценное, что у меня есть. Свою голову я никому не дам вскрывать. Стоило только представить себя с распотрашенной башкой, в которой копаются хирурги, как эхом отозвалась головная боль.

Не позволю.

— Сколько у меня есть времени?

Врач на меня посмотрел:

— Может быть день, может — годы. За последнее время она почти в два раза увеличилась.

Я ничего отвечать не стал, вышел из кабинета, оплатил прием. На пороге клиники остановился.

Снег шел. Белый, пушистый. Оседал на деревьях шапкой. Новый год скоро, десять дней осталось. Сколько мне осталось — неизвестно.

Алексей, заметив меня, подъехал ко входу. Я стряхнул с волос снег, садясь позади него. Теперь, когда время стало ещё ценнее, а желание жить острее и ярче, медлить было бы слишком расточительно.

Я хотел его женщину. И хотел ее прямо сейчас.

— Регинка, тебя шеф зовёт, — Мила, помощник директора, меня пальцем поманила, — все бросай и беги.

Мы с девчонками переглянулись, Лидия Ивановна нахмурилась, взирая на меня поверх прямоугольных очков.

За годы работы здесь ни разу меня к себе Анисимов не звал, нужды не было. В бухгалтерию он заглядывал часто, здоровался со всеми, перекидывался парой фраз и дальше по делам шел.

А сегодня — позвал.

Я плечами пожала, надо так надо. Немножко волнительно было, но шла я спокойно: работу делала всегда вовремя и без ошибок, свое дело я знала и любила. Три раза в косяк дверной стукнула, робко спросила:

— Можно? — и в шефовы пенаты заглянула.

Начальник за столом сидел и карандаши точил. Была у него такая привычка, над которой все потешались, Милка говорила, что в серьезные моменты он карандаши под ноль стачивал.

А сейчас у него в руках огрызок маленький был, четвертинка карандашная. Тут-то и ёкнуло: ещё ничего плохого не случилось, а предчувствием появилось.

Нехорошее предчувствие.

— Звали?

Анисимов губы пожевал, потом кивнул на кресло рядом с его столом.

Я села аккуратно, спина прямая, ладони на коленях. Разглядывать шефа было не удобно, да и чего я там не видела? Поэтому пялилась на его стол. Из-под клавиатуры уголок визитки торчал, черный, с серебристым течением. Отсюда толком не разобрать, что написано, вот на него я и смотрела.

— Тут такое дело, — начал Анисимов, а потом застопорился, взял паузу, поднимаясь. "Эк его распирает", — подумала, наблюдая, как он к шкафу с документами отошёл. — В общем, Регина, мы фирму сокращаем. И твою должность.

Новость очень неожиданная, я рот открыла, чтобы возмутиться, да так и осталась. Он за кого меня, за дурочку держит? За прошлый год фирма выросла почти в два раза, штат собирались расширять и ни о каких сокращениях речи не шло.

Тем более о моем — я все участки вела, и хоть незаменимых людей не существовало, но и сокращать меня смысла не было никакого.

А на хедхантере до сих пор объявления с нашими новыми вакансиями висят!

— То есть как это? — вопрос просился другой, нецензурный, еле сдержалась. Анисимов мне в глаза не смотрел. Маялся, оттого злился.

— Послушай, ты очень хороший сотрудник, к тебе никогда претензий не было… и если бы не эта ситуация… э, — начальник аж крякнул с досады, поняв, что сболтнул лишнего, — в общем, если бы не сокращение наше, тебя бы никто не тронул. А так извини. Не очень радостная весть перед новым годом.

О новом годе я вообще не думала, до слез обидно было. Я работу свою любила и коллектив. И менять ничего не планировала, а такое отношение к себе восприняла как предательство.

Поморгала, надеясь, что ком в горле пройдет сейчас, и я смогу дальше говорить, а, главное, не расплакаться. В носу, меж тем, предательски щипало.

— А кто, кого ещё?..

Анисимов поморщился как от зубной боли. Я думала не ответит, так лицо его искривилось, но нет, сказал все же:

— Никого. Пока.

— То есть только меня? — вот тут уж я не сдержалась, руками всплеснув, — это жуткая несправедливость! Почему именно я?

В другой ситуации я молча ушла бы, наверное, приняв распоряжение начальства как данность. Толку с ними спорить, если они решили уже, и от их решения все зависит? А сегодня нашло что-то.

Интуиция подсказывала, все не просто так, только я понять ещё не могла, в чем причина. Неужто на мое место кто — то родственника своего присмотрел? Зарплата здесь хорошая.

— Так, это не обсуждается, — Анисимов по столу ладонями хлопнул даже, клавиатура аж с места сдвинулась, громыхнув. Видать, достала я его, — компенсацию выплатим, все как по закону полагается. Документы у кадровика подпиши, он в курсе.

А я на стол его смотрела. Визитку видно теперь было замечательно, и фирмы название — тоже."Ланс-Инвест".

В глазах потемнело, жарко стало, резко, наплывом. Ах ты ж сукин сын! Чтобы понять очевидное много ума не требовалось.

Дальше я начальника слушать не стала. Поднялась, кивнула зачем-то дважды, и пошла на выход. Вроде, Анисимов ещё говорил мне вслед что-то, но я уже не вслушивалась. Толку-то?

Теперь все встало на свои места. Кроме одного: я все ещё не понимала, что за игра со мной ведётся.

На кой черт это нужно было Ланских? Чтобы унизить меня? За мой отказ наказать?

В бухгалтерии новость о моем увольнении встретили со слезами. Лидия Ивановна больше всех возмущалась, грозясь пойти к шефу разбираться:

— Сроду большего бреда не слыхала! Какие сокращения, едва-едва успеваем все делать своим составом, нам бы сюда наоборот, ещё одного человека взять.

— Ну и возьмут скоро, — хмыкнула невесело я. Плакать уже передумала, злилась сильно. На одного, конкретного человека.

Я обняла главбуха, прижавшись щекой к мягкой вязаной кофте. Она и сама была — вся мягкая, округлая, добрая. И пахло от нее ванилью, сдобно.

— Лидия Ивановна, не надо ни с кем ругаться. Внезапно, конечно, и в шоке я, но я же не умирать собралась. Будем видеться, созваниваться.