Кража в Венеции - Донна Леон

– Да, конечно, – ответила директриса. Она повернулась к охраннику и сказала: – Пьеро, повесь на дверь объявление о том, что библиотека закрыта. По техническим причинам. – И, уже обращаясь к Брунетти, с горькой улыбкой добавила: – Полагаю, это недалеко от истины.

Комиссар предпочел промолчать.

Дотторесса Фаббиани спросила у охранника, который уже начал писать объявление:

– В читальном зале кто-нибудь есть?

– Нет. Кроме Тертуллиана, никого не было, но и он уже ушел.

Пьеро Сартор взял листок с объявлением, достал из ящика стойки-ресепшен рулон скотча и направился к входной двери.

– Oddio![21] – еле слышно произнесла директриса. – Я о нем совсем забыла. Как если бы он был нашим служащим или вообще предметом мебели.

Она тряхнула головой, словно укоряя себя за рассеянность.

– О ком идет речь? – спросил Брунетти.

Интересно, совпадут ли ее пояснения с тем, что рассказал ему охранник?

– Этот человек приходит к нам уже несколько лет, – ответила директриса. – Он читает религиозные трактаты и очень вежлив со всеми.

– Понятно, – сказал Брунетти, отбрасывая эту информацию как несущественную, по крайней мере на данный момент. – Прошу, объясните мне, как посетитель получает доступ к вашим фондам.

Директриса кивнула.

– Правила очень просты. Резиденты предъявляют carta d’identitа́[22] и документ, подтверждающий их нынешнее место жительства. Для того чтобы получить доступ к некоторым книгам, не резиденту Венеции нужно предоставить подробное описание своего исследовательского проекта, рекомендательное письмо из научного учреждения или другой библиотеки, а также документ, удостоверяющий личность.

– А как эти люди узнают, могут они у вас работать или нет? – Заметив ее недоумение, комиссар понял, что неправильно сформулировал вопрос. – Я имею в виду, как узнать, что за книги хранятся в вашей библиотеке?

Дотторесса Фаббиани удивилась настолько, что даже не подумала это скрыть.

– Эта информация доступна онлайн. Каждый ищет то, что ему нужно.

– Разумеется… – Брунетти смутился. Действительно, он задал глупый вопрос. – Когда я учился, было иначе. – Он посмотрел по сторонам и сказал: – Все было по-другому.

– Вы у нас бывали? – спросила директриса заинтересованно.

– Несколько раз, когда посещал личе́о[23].

– И что вы читали?

– По большей части историю. Римлян. Иногда греков. – Чуть подумав, Брунетти счел нужным добавить: – Но всегда в переводах.

– В рамках учебной программы? – спросила дотторесса Фаббиани.

– Иногда, – сказал Брунетти. – Но чаще потому, что мне нравились авторы.

Директриса посмотрела на него, хотела что-то сказать, но передумала и, сама того не замечая, повернулась в ту сторону, где, по предположениям комиссара, находились служебные помещения.

Брунетти вспомнил университетские годы, когда он днями просиживал в библиотеках: нужно было найти книгу в каталоге, заполнить в двух экземплярах «листок читательского требования» (заказать можно было не больше трех книг), затем отдать его библиотекарю, дождаться, когда книги доставят, отнести их на свое место за читательским столом, а вечером вернуть. Тогда он жадно вчитывался в библиографические списки, приводимые в конце каждого издания, надеясь найти еще что-нибудь по интересующей его теме. Иногда преподаватель упоминал полезную книгу или даже две, но крайне редко: большинство профессоров так неохотно делились информацией со студентами, словно это было нечто материальное, чего они могли лишиться навсегда.

– У изданий, которые заказывал американец, было что-то общее? – спросил Брунетти.

– Все они были о путешествиях, – ответила директриса. – О венецианцах, исследовавших Новый Свет. – Она полистала свои записи. – По крайней мере, такова была заявленная тема его исследования. По прошествии двух недель он стал заказывать книги других авторов, не венецианцев. Потом… – Дотторесса Фаббиани умолкла и пробежала глазами текст на последней странице из тех, что держала в руках. – Потом он стал брать книги по естествознанию. – Она снова перевела взгляд на комиссара. – И все они тут.

– Но что между ними общего? – спросил Брунетти.

– Иллюстрации, – сказала дотторесса Фаббиани, подтверждая его догадку. – Карты, зарисовки местной флоры и фауны, сделанные исследователями и художниками, которые их сопровождали. В том числе – множество акварелей, датируемых тем же периодом, когда были напечатаны книги.

Словно ужаснувшись тому, что сама только что сказала, директриса вскинула руку с документами, прикрывая рот, и резко зажмурилась.

– Что такое? – спросил Брунетти.

– Ме́риан![24] – воскликнула она, чем привела комиссара в недоумение.

Директриса так долго стояла не шевелясь, что Брунетти даже испугался, уж не случился ли у нее сердечный приступ или нечто подобное. Наконец она расслабилась, опустила руки и открыла глаза.

– Вы в порядке, дотторесса?

Директриса кивнула.

– О чем вы подумали? – задал вопрос Брунетти, стараясь не выдавать своего интереса.

– О книге.

– О какой именно?

– С гравюрами немецкой художницы, – ответила директриса; с каждым словом ее голос звучал все спокойнее. – У нас имеется один экземпляр. Я испугалась, что эта книга попала ему в руки, но потом вспомнила: мы дали ее на время другой библиотеке. – Она закрыла глаза и прошептала: – Благодарение Богу!

Брунетти выдержал длинную паузу, прежде чем решился спросить:

– У вас сохранилась его первичная заявка, документы?

– Да, – ответила директриса и улыбнулась, словно радуясь возможности сменить тему. – Они в моем кабинете: письмо из университета о его исследованиях, с рекомендациями, и копия паспорта.

Она развернулась, прошла к дальней двери и открыла ее с помощью сенсорной пластиковой карты-ключа, которую носила на длинном шнурке на шее. Брунетти вошел следом и закрыл за собой дверь. Они с директрисой оказались в длинном коридоре; здесь было лишь искусственное освещение.

В конце коридора дотторесса Фаббиани снова воспользовалась картой-ключом, и они вошли в просторное помещение с бесчисленными книжными стеллажами, стоявшими так близко друг к другу, что пройти между ними мог только один человек. Тут специфический книжный запах был еще отчетливее. «Интересно, те, кто тут работает, со временем перестают его ощущать?» – спросил себя Брунетти.