Секира царя Колоксая - Татьяна Мирная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лунхар заметил интерес внучки к портрету:
— Нравится?
— Очень! Бабушка такая…
— Красивая?
Нимфириель немного подумала:
— Живая.
Мужчина усмехнулся:
— Это верно! На Зоремиру было не просто приятно смотреть — на неё невозможно было не смотреть! Она притягивала всех: альвов, гоблинов, людей. Зоремира всегда удивляла, могла из обычного похода да ближайшей лавки устроить грандиозное приключение… Как же она порой выводила меня из себя!
Альвийка улыбнулась: воображение услужливо нарисовало Лунхара, брызжущего слюной и потрясающего кулаками перед носом Зоремиры.
— Ты хотел бы, чтобы она была другой? Спокойнее, степеннее?
— Спокойнее? — переспросил альв, потом хмыкнул: — Это была бы уже не Зоремира.
Мужчина налил вина девушке и себе.
— Моего увлечения обычной человечкой многие не понимали. Не то, чтобы были против, просто не понимали… Пока не начинали с ней общаться. Тогда все вопросы отпадали. Зоремира была удивительная! Неповторимая!..
Нимфириель замерла, заметив, как восхищённый сияющий взгляд деда сменился грустной улыбкой.
— Тебе сильно не хватает её, — эта был не вопрос, а утверждение.
— У меня есть вы, — Лунхар допил вино и вышел из библиотеки.
Девушка осталась одна. Её дар видуньи позволял всё прочувствовать без лишних слов. И Нимфириель чувствовала. Сердце щемило от чужой тоски и боли. И от нежности, которой с годами не стало меньше.
Уже поздно ночью, когда дед давно уехал, Нимфириель ворочалась в постели и не могла уснуть. Мысли то и дело возвращались в библиотеку, где стены украшали семейные портреты. И среди могущественных высших альвов была одна единственная смертная женщина, которая вобрала в себя весь мир Лунхара. Деда было жалко! Нимфириель не понаслышке знала, что у него много поклонниц. Ещё бы — богатый, знатный, лучший друг владыки! Только надеялись они зря: в сердце мужчины до сих пор жила рыжеволосая бестия с раскосыми изумрудными глазами и веснушками на носу.
Альвийка вспомнила историю, когда Лунхар, выведенный из себя, действительно отлупил свою своенравную возлюбленную. К тому же, если верить рассказам, крапивой! Понятное дело, после такого сидеть не представлялось возможным, и девушка бесцельно бродила по городу. За это время умудрилась вляпаться в очередную историю: спасти какого-то вельможу и чуть не выйти замуж за спасённого. А когда Лунхар отыскал её в очередной раз, то вместе с перепуганной Зоремирой, отбивающейся от «жениха» саблями, альву вручили и сабли, и корзину с ядовитыми змеями, и старинную рукопись, непонятно как оказавшуюся в доме миконского змееуста. Кстати, надо бы у деда спросить: что стало с теми змеями? Нимфириель улыбнулась своим мыслям, и в тот же миг что-то внутри дрогнуло, словно зацепили невидимую струну. Видунья слишком доверяла своей интуиции, чтобы пропустить такое.
Девушка даже представить не могла, что прочтёт в той рукописи утром и к каким событиям это приведёт.
Две седмицы спустя. Граница княжеств Микона и Гетаи
Приграничный постоялый двор — место особое. А постоялый двор на границе Микона, где во главе стоял князь-колдун, и Гетаи, отвергающей всё магическое, — вдвойне уникален. За столами сидели альвы: серые, лесные, даже один из лунных. В дальнем углу устроились оборотни, вздрагивающие при каждом громком звуке. С другой стороны буянили гоблины: горланили, хохотали, громко стуча кубками по столу, — вести себя по-другому они попросту не умели. На втором этаже в отдельных комнатах торговались гномы и обычные смертные, в том числе и гетайцы. Потому как княжеские законы — это одно, а торговая прибыль — это совсем другое. И в «чистой», без магии Гетаи так же, как и в Тарсии, и в Миконе ценились альвийские мечи, а гетайки щеголяли в украшениях, изготовленных лучшими гномьими мастерами.
Радомир и Лан обедали на втором этаже в снятой на ночь комнате. Волхвы тихо переговаривались, обсуждая сложившуюся ситуацию, и решали, как быть дальше. Тарс недовольно глянул в окно. Опять снег! А уже середина березосола (март — Прим. авт.). Значит, снова придётся месить дорожную коломуть. Зябнуть сырыми днями и надеяться, что не придётся ночевать на холодной земле. Мужчина передёрнул плечами и поднялся:
— Пойду гляну: привели наших лошадей от кузнеца или нет.
Лан кивнул, дожёвывая пирог:
— Давай. А потом вместе сходим за припасами.
Радомир, не дослушав, вышел в тёмный коридор.
Он узнал альвийку сразу, как только увидел. Несмотря на то, что она стояла боком и о чём-то расспрашивала хозяина. Старый миконец махнул в сторону лестницы на второй этаж. Нимфириель глянула в указанном направлении, заметила колдуна и улыбнулась. А тот, скрестив руки на груди, насмешливо наблюдал за приближающейся девушкой.
— Даже не знаю, что думать, Ним!
— Что так? Фантазии маловато? — в тон ему ответила видунья, становясь рядом.
Мужчина молча разглядывал альвийку. Та не выдержала первой:
— Понятно: мы гордые, спрашивать ни о чём не будем! Да?.. Ну и ладно! Я сама скажу, — Нимфириель пожала плечами. — Я кое-что нашла, и вас это точно заинтересует.
— Что? — Володаровича впечатлил её уверенный тон.
— Мы можем поговорить без свидетелей? — попросила видунья, с сомнением глянув на людей в общем зале. — И давай позовём ищейку. Не хочется два раза одно и то же повторять.
Тарс кивком указал наверх и пошёл первым.
— Не называй Лана ищейкой: обидится, — предупредил он девушку. — А обиженный Лан — это очень скучно. Он молчать может месяцами и нисколько не страдает при этом. А я от тоски подыхаю.
Альвийка понимающе кивнула и вошла в распахнутую дверь. Миконец, увидев девушку, даже не скрывал своего удивления.
— Объясни! — попросил он Радомира.
Тот пожал плечами:
— Сам пока ничего не понимаю, но давай послушаем, с чем к нам пожаловала эта красавица.
Нимфириель сбросила плащ и, пока волхвы усаживались за стол, налила себе воды.
— Насилу вас догнала.
— Зачем? — поторопил её колдун.
Альвийка вытащила из рукава небольшой свиток:
— Я отыскала в дедовой библиотеке одну интересную рукопись.
— Лунхар привёз в Элимейс всё, что смог найти, — возразил Лан.
— Верно. Он показал вам книги, где упоминаются волшебные мечи, — девушка кивнула и пояснила: — А в этом свитке описывается история одной войны, даже не войны, а последней битвы. И есть интересная приписка… — Нимфириель передёрнула плечами и призналась: — Мысли об этой рукописи не давали мне уснуть. Я не могла дотерпеть до утра.
Радомир напрягся, пристально глядя на видунью. Её чутью он доверял безоговорочно.