Набег - Алексей Витаков

— Ну, кого никак, то оставим! — Кобелев накрутил ус на указательный палец. — Времени у нас мало, казачки. Месяц от силы. Нужно крепость ставить, ров рыть, клинки точить.

— Э, атаман, а че в Песковатом-то решил ратничать? — снова негромко спросил Гмыза.

— Там много леса, земля неровная. Татарской коннице там будет не шибко вольготно.

— А и то верно! Кошевого на Воронеже упредить бы… Да и к царю послать не мешало бы. Эт ведь дело-то, не гуся ощипать. Что скажешь, атаман? — Казаки стали приходить в себя, и вопросы посыпались один за другим.

— К кошевому пошлю. Да вряд ли он чем-то нам поможет. Не перебросит же он сюда войско. У самого-то там людей не шибко густо. Скажет, сами, дескать, управляйтесь. Татары тоже не дураки: следят за каждым передвижением. Не-е. Не пошлю. Пусть всё так остается. Пока степняки ничего не подозревают, планы их спутать легко. А до царя нам вообще не достучаться. Знаешь, сколько там таких казачков возле Кремля трется? То-то. Да еще надобно, чтоб поверил государь. А у него все силы под Смоленском. Сам он сюда со своей челядью не явится. Так что, братцы, казаку одна дорога — сами знаете куда.

— Ниче, батька, Бог не выдаст…

— Ну что, братцы, сегодня еще гуляем, но завтра спозаранку за дело! — Кобелеву вдруг стало очень жарко. Ему вспомнилась история двухлетней давности, когда боли за грудиной еще не было и сам он чувствовал себя хоть женись, как говорится. Сидел он на крыльце на следующий день, после Масленицы, с такого крутого похмелья, что глаз не видно. Проходит мимо блаженная Недоля — она всегда из ниоткуда появляется и говорит: «Не пил бы ты, Тимофеюшка, в полнолуние!» — «А че так, Недолюшка?» — «А так. Будешь пить в полнолуние, так завсегда нажрешьси. А вчерась полнолуние-то и было!»

— Эк дело — дома свои жечь! — Чей-то голос вырвал его из воспоминаний.

— Дома новые поставим. Не мы — так наши дети и внуки. Было бы на чем строиться. А коль земли не будет, так дом на облаке не обживешь.

Но не было в тот вечер обычного веселья. Черпак с медом ходил по кругу неспешно. Казаки пили немного, говорили негромко, больше молились, крестясь на темную громадину Христорождественской церкви.

Когда же окончательно стемнело, кто-то затянул грустную прощальную песню.

Несколько голосов поддержали. Казаки прощались с обжитой, любовно обустроенной землей. Прощались навсегда, понимая, что сеча будет страшной и вряд ли кому-то удастся выжить.

В тот же вечер Кобелев написал два письма: одно кошевому атаману в Воронеж, другое можайскому воеводе. Тимофей Степанович попытался вложить в строки всё свое умение. Нужно было, чтобы поверили и срочно начали готовиться к войне. Можайский тысяцкий Иван Скряба должен его помнить. Вместе били татар еще под Алатырем.

Инышка, сунув за пазуху письма, легким ветром полетел по степи.

* * *

В 1618 году царевич Владислав осадил Можайск. Город в ту пору укреплен был деревянными стенами и каменными башнями, воздвигнутыми еще во времена Ивана Грозного. Осада не увенчалась успехом. Польское войско отступило, а Владислав отказался от претензий на московский стол. После этого русское правительство решает обнести город новым каменным забралом. Строительство крепости завершилось в 1624 году, и Можайск становится настоящим форпостом Московского государства на западном направлении. Богатый, многолюдный, мощный, он торчал костью у польских и крымских властителей.

Новая война, объявленная 20 июня 1632 года на Земском соборе, началась для России вполне успешно. 9 августа войска под водительством Шеина выступили из Москвы. Спустя три месяца у поляков были отбиты города Кричев, Сепейск, Дорогобуж, Невель, Рославль, Стародуб, Почеп, Себеж, Красный, Трубчевск.

Русские войска подступили к Смоленску, но приступом с марша взять не смогли и перешли к осаде. Дела у Смоленского гарнизона складывались неважно. Жители и королевские войска страдали от нехватки воды, продовольствия, медикаментов. Болезни каждый день уносили по нескольку жизней. Таяли пороховые запасы. За фуражирами велась настоящая охота со стороны местных партизан.

Вот поэтому на ротмистра Корсака в Варшаве возлагали большие надежды. Он должен был любыми способами уговорить крымских ханов начать наступление с юга. Для этой цели он прибывает в марте 1633 года в ставку хана Джанибека и проводит успешные переговоры. Заручившись поддержкой татар, он спешно отбывает в Речь Посполитую, а оттуда уже едет в Можайск, куда по договоренности должен прибыть тайный гонец от ханов с известиями о начале вторжения.

Ротмистр нетерпеливо ждал своего связного, сняв еще за сутки до предполагаемой встречи два номера с полным пансионом в трактире с названием «Попутчик». Держал гостиницу один поляк, давний приятель ротмистра, поэтому проблем с номерами не возникло. Карача опаздывал. Корсак нервничал до холодной испарины. Оставалась только эта одна ночь. Если связной не прибудет до вторых петухов, придется запрягать лошадей и ехать к Смоленску, а там, пробравшись через вражьи тылы, ни с чем предстать в штабе польской армии. Дольше оставаться нельзя, иначе московиты заподозрят неладное. И так уже один из сотников можайского воеводы дважды наведывался в трактир.

Время перевалило хорошо за полночь. Ротмистр сидел в глубоком кресле, закинув ноги на невысокий стол для закусок. Веки постепенно тяжелели, то и дело накатывала дрема. Чтобы не впасть в оцепенение, офицер пил маленькими глотками черную кофию. Наконец послышался хриплый лай цепного пса. Короткий нервный диалог на крыльце. Затем шаги по скрипучей лестнице. Корсак вскочил с кресла и приготовился раскрыть объятия.

Еще пара мгновений, и в дверном проеме возникла фигура одного из наследников ханского престола. Ротмистр из дипломатической вежливости, едва скрывая брезгливость, обнял татарина, покивал всем своим видом показывая озабоченность по поводу лилового рубца через все лицо, и жестом пригласил к столу:

— Присаживайтесь, Карача. Вижу, путешествие не было для его светлости безоблачным?

— В степи нарвался на казачий патруль.

— У нас есть время. Поэтому предлагаю для начала утолить чувство голода. — Корсак хлопнул в ладоши. Появились слуги, неся на подносах закуски. — Скучаете по Европе?

— Да. Краков снится очень часто. Но я сын степи. Вряд ли я смог бы когда-нибудь окончательно привыкнуть к вашей жизни.

— Но вижу, польский вы не забыли. Значит, что-то есть, Карача? — Корсак по-доброму погрозил указательным пальцем.

— Вы знаете…

— А у меня для вас сюрприз. Смотрите, — ротмистр открыл лакированную шкатулку, — это табак. В Европе курение трубок входит в моду. Врачи говорят, табак очень пользителен. Ну, не знаю, как насчет пользительности, но вкус, хочу сказать, совершенно превосходный. Угощайтесь.

Карача взял тремя пальцами щепоть и поднес к носу. Понюхал. Причмокнул от удовольствия.

— О, да вы, я вижу, внутренним чутьем угадываете, как нужно обращаться с табаком. Знатоки действительно вначале нюхают, глубоко втягивая аромат, и только потом закуривают.