Гибель «Венеции». Детективная повесть начала XX века - Евгений Анатольевич Маляр

К семи вечера, уставший, но довольный, он, наконец, завершил свой обход. Во рту было сухо, хмель выветрился, очень хотелось спать. Особых результатов от своих следственных действий Коля не ожидал, ведь злоумышленник мог не покупать керосин специально, а владеть им давно, применив к случаю. Но все же можно было смело доложить начальнику своему, полицмейстеру, коллежскому советнику Дионисию Ивановичу Ждан-Пушкину, что вот, мол, не бездельничал, а работал. Тем более что тот должен был наведаться в управление утром завтрашнего дня.

Когда усталые глаза сомкнулись, какая-то неясная тревога посетила его душу, но ненадолго, и Коля уснул крепким и спокойным сном человека с чистой совестью.

V

4 мая 1903 года. Показания Быкова. Визит в купеческий особняк

А утром вместо полицмейстера у дверей своего кабинета Коля увидел Володьку Быкова. Тот с утра напоминал какого-то фантастического жестяного человека в своей порыжевшей, словно ржавой шляпе с узкими полями и тульей в виде усеченного конуса, с большим ртом, длинным носом и острым кадыком. Завершал сходство с каким-то символом нового промышленного века его трескучий с похмелья, дребезжаще-металлический голос.

– Здравия желаю, ваше превосходительство! – повысил в ранге Ордынцева Быков, обдав того густым запахом крепкого перегара.

– И Вам того же! – ответил на приветствие Коля – Чем порадуете?

– Я вчерась выпил изрядно-с, что было у Филипповых после двенадцатой рюмки, не помню-с, но зато вспомнил весь вечер в «Венеции»!

– Ну, ну, голубчик! Давай, рассказывай! – Ордынцев аж заерзал на казенном стуле.

– Значитца так дело было. Сперва, как обычно, музыка там, наливали, пили, потом снова-с…

– Да Вы к делу, пожалуйста! – не выдержал Коля, он уже прижал стальное перо к листу бумаги.

– Ну, к делу… И сказать как-то неловко-с… – замялся Быков.

– А что ж неловкого-то?

– Да вот что. Сидор Матвеев баял, что, мол, барышню какую-то того-с… Ну, имел ее, да рассказывал в подробностях, так, мол, а после эдак-с, а после еще как-то. Мужики ржали, один Паша сидел подале, не слушал, да слыхал, наверное, наигрывал что-то свое, цыганское, грустное. А Сидор, похабник, все подробностей поддавал-с, может и привирал чего-то, так мол, что не хотела она, а терпела, даже глаз не прикрыла, не пикнула, только смотрела на него с ненавистью, а он, гад, оттого еще больше удовольствия получал, распалялся значит…

– А что за барышня, говорил?

– Да говорил, наверное, да я-то толи не услышал, толи не запомнил-с. Булькало во мне около полуштофа уже-с…

– Так. Теперь давайте-ка сформулируем рассказанное Вами на бумаге, – и Николай вывел своим каллиграфическим почерком:

«Протокол

Со слов Быкова Владимира, Луки сына, подсобного рабочего из лавки «Колониальные товары», что по улице Маховой, дом 23, проживающего на улице Троицкой, дом 9, 1871 года рождения, русского, православного, следует, что он свидетельствует:

30 апреля 1903 года в трактире «Венеция» пострадавший Сидор Матвеев рассказывал присутствующим гостям сего заведения, также пострадавшим, что вступил в половую связь с неустановленной пока дамой, причем обстоятельства были таковы, что дама согласия на этот акт не давала, но и возражать не смела. Очевидно, имел место случай принуждения к половой связи путем оказания морального давления, что является уголовным преступлением.

Подтверждаю показания

Владимир Быков

5 мая 1903 года

г. Волгск Саратовской губернии»

Володька подписал бумагу, Коля, довольный собой за складно составленный документ, убрал его в папку, почти пустую, и, прощаясь со свидетелем, поблагодарил за столь хорошую память. Быков слегка сжал свои тонкие губы, видимо уловив в словах титулярного советника некоторую иронию, хотя Николай был совершенно серьезен. Напоследок он спросил:

– Володя, скажите мне, пожалуйста, если сможете, а двери заведения, когда Вы уходили, были заперты, или открыты?

– Открыты-с. Если бы закрыты – я бы лбом о них ударился, да и начадили табачищем, страшное дело-с, вот Бамут и распахнул проветрить, а потом и закрывать не стали по весеннему времени. Ржание мужицкое по всему околотку слыхать можно было-с!

Тут Коля понял вдруг, что рассказанная история по непонятной причине возбудила его в самом непристойном смысле. «Да, женится тебе пора, юноша» – сказал он себе, последнее время он часто разговаривал сам с собою, мысленно, конечно.

Николай вывел себя из неуместной ажиотации вопросом, требующим раздумий: «Что это за дама – инкогнито? Штрамбуль, что ли? Кто еще из женщин фигурирует в деле?» Но додумать он не успел. Только ушел гость один – ан в дверях уже другой. Полицмейстер с серьезным, даже мрачным выражением лица поздоровался за руку.

– Ну что там, Коля у тебя, а то мне Жуков всю плешь проел: что, мол, и как?

– Да вот, Дионисий Иванович, такие дела, – и Ордынцев кратко изложил свои действия и их результаты в последние три дня.

– Так что же, цыганы не причём, выходит? – недовольно спросил полицмейстер.

– Да ничего, ваше превосходительство, не указывает на их причастность. Ведь известные нам факты говорят о том, что поджог, скорее всего, являет собой месть за чью-то поруганную честь, причем поджигателем может быть как сама жертва Матвеева, неизвестная нам пока, так и муж или отец сей дамы.

– Да полноте, Коленька, Вы так верите этому Быкову, а ведь это он в прошлый год переполошил весь город своим рассказом про якобы виденного им в Волге крокодила. Мы уже и версии выстроили, дескать, сбежал из зверинца или цирка шапито, а после узнали, что Володька этот купил по подписке «Жизнь животных» Брема вкупе с «Народоведением» Ретцеля, ну и, начитавшись сих трудов, спьяну вообразил себе невесть что. А крокодилом было обычное бревно-топляк! Как он еще и лодочников наших за зулусов не принял, – они загорелые летом чрезвычайно, а у Ретцеля и картинки, изображающие негрские народы есть. Не повторение ли этой истории видим мы сегодня? Особенно же меня тревожит в Ваших изысканиях упоминание фамилии благодетеля нашего города и мецената, господина Триандафилова. То есть не самого Аркадия Ивановича, а его дочки Анастасии, но какая разница?

Тут Николай понял, чем растревожился, отходя ко сну, его уставший мозг. Действительно, приказчик последней из посещенных им лавок указал в числе покупателей керосина дочь купца. Вернее сказать будет, даже не покупателей, Анастасия просто взяла стеклянную четверть этой вонючей жидкости, и попросила записать на нее. Приказчик даже не сразу вспомнил об этом. Когда же Ордынцев удивился вслух, что родная дочь такого богатого человека сама ходит в лавку, то получил ответ продавца:

– Ничего особенного-с, девицу хозяин воспитывает как свою преемницу. Сыночка-то Бог не дал-с. Она не белоручка – сама ходит