Гибель «Венеции». Детективная повесть начала XX века - Евгений Анатольевич Маляр

испытывают некую эйфористическую смесь эмоций: с одной стороны, жалко покойных, а с другой – хорошо, что еще не за наших душ упокоение пьют.

Все вспоминают трогательные и смешные эпизоды своего общения с ушедшими навеки, при этом ненавязчиво подчеркивая свою особую близость с ними. Одна Штрамбуль, как всегда, вела себя нетипично, но это уж у нее манера такая, всегда быть не как все. Она курила папиросу с длинным мундштуком и молчала.

В городе Штрамбуль появилась года четыре назад с выражением лица, как бы говорящим: «как же здесь все провинциально и скучно, но я встряхну этот городок!» Сразу же устроилась на службу в женскую гимназию учительницей французского языка.

Родом она была откуда-то то ли из Херсонской губернии, то ли из Одессы, уж туману Роза напустить умела. Гимназистки обожали новую учительницу за дух эмансипации, который витал вокруг нее невидимым эфиром. От нее так и веяло чем-то новым, современным, прогрессивным.

Какими-то намеками Роза дала понять окружающим, что здесь она не просто так, что имеет какое-то отношение к социал-демократическому подпольному движению, при этом напрямую никому ничего не говоря. Черта оседлости не касалась ее, принявшую православие, хотя Роза всегда подчеркивала свой атеизм и непримиримое отвращение ко всяким клерикалам, ясно давая понять, что это была лишь юридическая хитрость.

Одевалась она обычно в черное длинное платье и широкополую шляпу с вуалькой, вела себя крайне раскованно, не стесняясь опрокидывала рюмку-другую водки в компании, а примерно разок в неделю ходила в «Венецию», как она говорила – «на Пашу». Очень любила романс «Две розы», а цыган это знал, пел для нее специально, однажды она даже, расчувствовавшись, при всех, обняла его и поцеловала в щеку.

Красавицей Роза не была, но, как метко выразился один заезжий коммивояжер фирмы «Зингер», «что-то французистое» было в ней. Грустные восточные глаза, какой-то древнегреческий профиль, вечная загадочная улыбка одними уголками рта, маленькая родинка над верхней губой, даже несколько излишняя худоба и угловатость – все это шло ей чрезвычайно и составляло вместе с мрачноватым нарядом единый ансамбль в стиле «модерн».

Главной же причиной ее привлекательности была, несомненно, абсолютная непохожесть на здешних красавиц, коих, кстати, было немало. Многие мужчины заглядывались на нее, но подойти не решались: все те качества, что привлекали в ней, также и отпугивали.

Поговаривали, что инженер Павлов с Меркульевской мельницы дошел до той черты в своем восхищении Розой, что уже не придавал значения ни репутации, ни стилю поведения своей пассии. Однако ответного чувства его разнообразные безумства не вызвали – судя по всему, он казался Розе скучным и заурядным. Инженер сидел за столом неподалёку с очень унылым видом, который, впрочем, вполне соответствовал поводу застолья.

Николай подсел к Розе и представился.

– Ах, так Вы из полиции? – с некоторой брезгливостью в голосе спросила Штрамбуль.

– Да из полиции. Сатрап! – довершил свое представление Коля, знакомый еще с университетской скамьи с «прогрессивными идеями».

– И чего же Вам угодно? – стряхнув пепел с папиросы длинным красивым ногтем, и выдохнув дым тонкой струйкой, томно поинтересовалась Роза.

– А совсем немногого, я хотел поинтересоваться, что Вам известно о последних часах существования питейного заведения «Венеция».

– О последних часах – ничего. А так, бывала я там, и водку пила, и икрой закусывала, и романсы Пашины слушала. А что, нельзя?

Николай оставил при себе соображения о таком времяпровождении учительницы гимназии, в конце концов, двадцатый век на дворе, прогресс, свобода, равенство и все такое… Выпитые у Филипповых две рюмки слегка шумели в голове и требовали подкрепления извне.

– А давайте-ка выпьем водки! – решил применить нестандартный метод дознания Ордынцев.

– А давайте! – согласилась Штрамбуль.

Выпили не чокаясь.

– Значит в злополучный день, позавчера, Вы в «Венеции» не были?

– Нет, не была. Что-нибудь еще? – поинтересовалась Роза со скукой в голосе.

– Нет, не смею Вас более беспокоить и отвлекать от скорбных мыслей. Простите великодушно, – и Николай покинул «Парадиз».

Слегка выпив и закусив, он почувствовал усталость. Нестандартный метод ведения следствия тоже не дал никаких результатов. Дело не клеилось, никто ничего не видел и не слышал. Молодому человеку вдруг стало жаль себя.

Он рано лишился родителей, они замерзли по дороге из Актарска – метель занесла тракт, сани замело снегом… Это ему рассказали потом, когда он стал что-то понимать.

Воспитывался в Саратове, в приходском приюте и, благодаря талантам и стараниям тамошних учителей, получил неплохие начальные знания по разным предметам. Затем – университет, юридический факультет – как сироту его обучали бесплатно, назначено было даже ежемесячное пособие.

Николай проявил способности, был замечен, и по окончании учебы направлен в Волгск на должность следователя по досудебному разбирательству. Здесь жила раньше его бабушка, на каникулы каждое лето он ездил к ней, поэтому воспринял свое назначение с радостью. Все в городе напоминало о счастливых и беззаботных месяцах, проведенных здесь.

И вот – не справится с заданием полицмейстера, крышка его карьере, конец надеждам, ждет его серая жизнь чинуши…

Встретил Тимофея Яковлевича, брандмейстера. Поздоровался.

– А я Вас как раз видеть хотел, – приветливо отозвался пожарный – я не знаю, полезно ли Вам будет это узнать, но кабак подожгли керосином. Это мы точно установили. Еще и четверть разбитую нашли неподалеку. Без горючего вещества никак невозможно поджечь строение, – брандмейстер был специалистом во всем, что касалось возгораний, и с видимым удовольствием пустился в подробные пояснения:

– Если, скажем, взять обычные шведские спички, то, сколько их не подноси к дому, никак не загорится. Ведь для воспламенения предмета нужно сперва его, – что? – подкрутив ус, спросил Тимофей Яковлевич, заранее торжествуя свое превосходство в знании этого предмета.

Молодой чиновник и вправду не нашелся, что ответить.

– Прогреть до температуры воспламенения, вот что! – радостно произнес брандмейстер, расправив свои пышные усы – А с керосином очень даже запылает-с!

В голове у Коли мгновенно сработали какие-то неведомые механизмы, он подумал, что и вправду за эту ниточку еще не тянул.

– Спасибо Вам огромное, Тимофей Яковлевич, Вы, возможно, спасли всю мою будущность! – прокричал Ордынцев уже развернувшись и на бегу.

Он мчался к ближайшей москательной лавке Триандафилова, который владел в городе, кроме всего прочего, и почти всей хозяйственной торговлей, миновал Соборную площадь и свернул за банком влево. Затем умерил шаг и, зайдя внутрь, уже спокойно спросил, кто покупал третьего дня керосин.

В маленьком городке все знали друг друга, и, хотя керосина было отпущено немало, приказчик перечислил покупателей по памяти. Ордынцев составил список и направился в следующую лавку. Там, в густом запахе дегтя, среди блестящих жестяных ведер