На границе чумы - Лариса Петровичева

Андрей даже ахнул от изумления, потому что вот так, на привязи, с ударами и плевками могли тащить кого угодно, только не ее. Вдова солдата, замкнутая и набожная, Ирна мало общалась с соседями, проводя время в заботах по хозяйству, воспитании единственной дочери Нессы и молитвах: Андрей впервые встретил ее именно в храме, где она стояла на коленях перед иконой и клала размеренные поклоны, обводя лицо кругом Заступника и шепча молитвы. За десять лет она вряд ли сказала ему больше десяти слов, зато всегда приносила в храм еду и какие-то вещи для него – вот и эта жилетка, собственно, сшита ею. Андрей рванулся было вперед, к женщине, но тут из дверей храма вышел отец Грыв, и Андрей замер, взглянув ему в лицо.

Священник был в торжественном красном облачении и сжимал жезл, который выносился из храма только в особенных случаях, вроде дня Воскресения Заступника. Селяне приветствовали его громкими радостными воплями, и отец Грыв воздел жезл к низкому серому небу, а затем наотмашь ударил Ирну по лицу, вызвав новый взрыв народного восторга, почти ликования. Женщина вскрикнула, и Андрей увидел кровь у нее на лице, автоматически отметив, что это перелом носа.

Но Ирна? Почему?

– А, ты тоже тут? – Андрея сгребли в сильные, пахнущие табаком и хлебом объятия: хлебник Влас, который прибежал из своей пекарни, даже не сняв фартука, был на седьмом небе от счастья. – Ну все, поймали паскуду! Хвала Заступнику!

– Влас, что происходит? – Каким-то краем сознания Андрей заметил, что его голос слегка дрожит от страха. Ирну тем временем уже привязывали к столбу, и на ее окровавленном лице застыл ужас – такой, что хотелось убежать как можно дальше.

– Да говорю же тебе, поймали эту мразь! – воскликнул Влас. – Нашли мы ведьму наконец-то. Я уж думал, так и уйдет, гадина!

– Ведьму? – переспросил Андрей. Он действительно ничего не понимал. Как Ирна, которая, даже страдая зимой от тяжелейшего бронхита, не пропускала службы в храме, хотя по телесной немощи отец Грыв делал ей послабления, могла быть ведьмой? – Ирна – ведьма?

– Я не сразу поверил, – промолвил Влас и обвел лицо кругом Заступника. – Но потом сам увидел, как отец Грыв из ее дома овечьи сердца выносил. Вот этими вот глазами увидел.

– Ну и что? – спросил Андрей.

На площадь, грохоча по камням, въехала повозка, и Андрей с внезапным отстраненным спокойствием понял, что сейчас произойдет: повозкой правил Прош, и она была нагружена камнями. Прошу кричали что-то радостное, махали руками; Андрей смотрел только на Ирну и видел, что эта привязанная к столбу женщина не имеет никакого отношения к той Ирне, которую он знал, – она была словно раненое умирающее животное, которому больше ни до чего нет дела, кроме себя и своей смерти.

– Зачем женщине овечьи сердца? – вопросом на вопрос ответил Влас, снова широко осеняя себя кругом и сплевывая на сторону, чтобы отогнать нечистого. – Порчу наводить, понятно же! Вот возьмет она такое сердце и скажет: пусть у Андрея… ну или у пекаря случится прикос! Проткнет иголкой, прикос и случится. Ты думаешь, отчего Олешко утром в кузне как всегда работал, а вечером его уже в трумну клали?

По поводу смерти кузнеца у Андрея было подозрение, никак не связанное с ведьмовством и именовавшееся инфарктом миокарда. Но кого тут в подобном убедишь? Андрей обреченно подумал, что сейчас женщину привяжут как раз к этому столбу, а потом добрые жители Кучек будут брать камни – вон те мокрые серые глыбы – и кидать в свою соседку, у которой брали взаймы муки, как Таша, или ходили вместе стирать белье на пруд, как Айша и Саня, или просто лузгали зерна поднебесника, рассуждая о погоде, скотине и пьянстве деревенских мужиков.

– Люди, вы что? – воскликнул Андрей. – Вы что творите, люди?! Какая она ведьма?

Его возглас потонул в радостных воплях – отец Грыв степенно подошел к повозке и взял первый камень. Ирна содрогнулась всем телом и опустила голову. Андрей зажмурился, не желая смотреть, словно камень должны были швырнуть в него. Ему хотелось ослепнуть, оглохнуть, исчезнуть, ему хотелось оказаться за много километров отсюда и вообще никогда не знать, что подобное возможно.

– Ничего, Андрей, это ничего, – Влас по-отечески обнял его за плечи. – Блаженная ты душа, тебя от нее, погани, разумеется, воротит. И не смотри, и не надо тебе на это смотреть, – тут он гаркнул на всю площадь: – Точно, ведьма! Колдовка тварская! Даже блаженный видеть тебя не может!

Смотри, звонко произнес голос у него в голове. Смотри и не смей отворачиваться. Теперь это твой мир, это – твоя родина, и ты не имеешь права думать, что тебя это не касается. Смотри!

И Андрей увидел, как взлетел первый камень.

…Дождь усиливался. Деревня потонула в серой влажной пелене, растворилась, растаяла в наступающем вечере. Изредка только пьяный ветер доносил со стороны Кучек обрывки песен – народ собрался в трактире за широкими деревянными столами, пил за избавление от ведьмы, возносил искренние и горячие молитвы Заступнику. Потом все закончится пьяной дракой, жены разнесут бессознательных супругов по домам, хмельно матеря их, погоду и бабью долю, а дождь тем временем смоет с площади перед храмом кровь Ирны. За пару дней животные расправятся с ее останками, брошенными в овраг, и все будет кончено. И долго еще добрые обитатели Кучек будут рассказывать о том, как завелась в их деревне ведьма и пакостила людям, но в итоге получила по заслугам.

Андрей сидел на крыльце своей избушки и прислушивался к мешанине мыслей в голове. Его сознание словно бы раздвоилось: одна часть захлебывалась от невыносимого отвращения к людям – рабам суеверий, собственной глупости и иррационального страха перед необъяснимым, которые готовы пойти на убийство, подлость, ненависть – на все что угодно ради того, чтобы их хомячий спокойный мирок остался непоколебимым и не рухнул перед наступлением тьмы. Им хорошо возиться в собственном дерьме, им тепло и уютно в грязных крошечных домиках собственных душ, и они всегда готовы обвинить в бедах кого угодно, но только не себя. Они безгрешны. Им проще забить камнями соседку, которая наслала порчу на воду, чем перестать гадить в озеро. Им намного легче разбить лоб в мольбах Заступнику, чем взять дело в свои руки и что-то реально изменить. Они так же, как и их свиньи, предпочитают видеть небо в луже.

Другая часть была намного спокойнее и практичнее. Ты все равно никуда отсюда не денешься. С этими людьми тебя связывает десять лет жизни бок о бок, и, какими бы они ни были, тебе с ними намного проще, чем без них. Да, пусть они несовершенны, пусть они гадки, а сейчас омерзительны до судорог, ты зависишь от них, потому что, по большому счету, беспомощен в этом мире. Тебе не приходилось раньше пахать землю, печь хлеб, охотиться, строить дома, шить одежду, твое прекрасное далеко даже и не предполагало необходимости в подобных навыках, так что если бы не эти отвратительные люди, то ты бы попросту замерз в лесах. Поэтому успокойся и постарайся забыть. В конце концов, разве ты что-то можешь изменить? Вернуть Ирну, убедить людей, что ведьм не бывает, что перед едой нужно мыть руки, – увы и ах, это все не в твоих силах. Поэтому пусть думают, что ты блаженный дурачок и потихоньку молишься за них перед Заступником.