Музыка мертвых - Лариса Петровичева

— Девки-то мои совсем с ума свихнулись.

Бургомистр Говард потянулся к графинчику перцовой водки и с удовольствием обновил рюмки. Август Вернон, который откинулся в кресле, отдыхая после сытного второго блюда, одобрительно качнул головой. Перцовка бургомистра была такой, что душу за нее заложишь.

Они приятельствовали много лет — их дружба зародилась почти сразу же, как только Августа сослали в эти угрюмые северные края. Казалось бы, что общего может быть у ссыльного революционера и бургомистра? Если бы Августу сказали, что однажды он, вольнодумец и бунтарь, подружится с чиновником, которому по должности положено быть верным псом короны, то он бы только покрутил пальцем у виска.

А вот ведь, подружились. Обедают вместе, водочку пьют. Вот что делает с людьми провинциальная скука.

— С чего бы? — полюбопытствовал Август. Говард вздохнул.

— Ну я же тебе рассказывал. В наши края приезжает Эрик Штольц.

— О да! — воскликнул Август. — Девицы на него падки, я слышал. Надеются, что он поиграет с ними так же, как на своем рояле. Умелые пальцы — это профессиональное.

Говард покосился на него с неудовольствием.

— Я ему, знаешь ли, все пальцы тогда переломаю. И засуну, куда солнышко не смотрит, — хмуро сообщил он и тотчас же добавил с искренним уважением: — Виртуоз! Гений, какого не знавал белый свет! И в нашем захолустье, представляешь?

Август представлял. Эверфорт был типичным провинциальным городком: медведь на гербе, медведи иногда заходят в город из лесов, и люди тоже похожи на медведей. Он понимал, почему бургомистр поспешил завести дружбу с каторжником: Август повидал свет и людей, многое знал и мог развеять ту скуку, которая, кажется, тут пластами лежала.

Эрик Штольц был великим музыкантом и композитором. Молодой, чуть старше двадцати, он произвел фурор во всех странах. Гениальная игра на рояле, невероятная по красоте и силе музыка, признание слушателей и любовь коронованных особ — и теперь такой человек едет в Эверфорт. Не просто ради концерта, а жить.

Чудны дела Господни.

— И девки мои чокнулись на радостях, — продолжал бургомистр, накладывая на тарелку Августа белые и розовые пласты соленой рыбы. Он не признавал быстрого завершения обеда: есть следовало так, чтоб потом не мочь шевельнуться и дышать через раз. — Гоняют модисток, заказали новые платья, весь дом пропах какой-то дрянью для волос… Надеются, что он их увидит, таких красавиц. И не ослепнет от ихней прелести. А как их, спрашивается, не увидеть, мы в первом ряду сидим.

Насчет красоты своих дочерей Говард не обольщался: все три девицы пошли в папашу и были похожи на молодых медведиц. Круглые лица, крепкий таз, ноги-колонны и гренадерский рост — единственным привлекательным в девушках были густые русые волосы до колен. Самый соблазн для столичного виртуоза, к которому, по слухам, принцессы и герцогини становились в очередь и оставались крайне довольны.

— Да, у него много поклонниц, — уклончиво ответил Август. — Я слышал, ему одна даже бросила панталоны на сцену.

Говард охнул и закрыл лицо ладонями, покачивая головой от бесстыжести современных нравов. Да, столичное обращение было ему в новинку. Как говаривал один из водевильных героев, деревня, не поймет-с!

— Если мои что-то такое отчебучат, поубиваю, — сообщил бургомистр и опрокинул стопку. — Ты подумай только, спят с его дагерротипами! Купили в книжном, в рамочку — и под подушечку. Все трое. Говорю, свихнулись. Говорю: вы на себя-то посмотрите, дуры! Куда вам с вашими физиономиями до столичной особы! До такой особы!

Да, Говард всеми силами развивал в своих детях критическое мышление, правда, Август имел основания полагать, что это должно работать как-то иначе.

— Так что жду концерта, — вздохнул Говард и с каким-то детским мечтательным теплом добавил: — Надо же, такой человек и в нашем медвежьем углу! Прямо не верится, что увижу.

Август понимающе кивнул. Бургомистр был человеком очень простым, практически примитивным, но перед наукой и культурой испытывал чуть ли не религиозное уважение и трепет. Именно его стараниями в Эверфорте возникли две школы, библиотека и колледж богословия, да и книжный магазин в центре города не пустовал — еще одна причина, по которой Август относился к своему другу с искренним теплом.

— Такие, как он, не видят ничего, кроме рояля, — заметил Август. — Все наше земное копошение им так, тьфу.

Говард недоверчиво посмотрел на него и поинтересовался:

— Что, даже насчет водочки ни-ни? Только музыка?

Август ухмыльнулся. Работа анатомом и возня с человеческой подноготной в прямом смысле слова сделала его циником и дрянью.

— Ну ты на святое-то не покушайся. Водочку они очень уважают. Вскрывал я как-то одного поэта — так там печень была больше медвежьей. А ведь как писал, как писал…

— Вот и слава Богу, — вздохнул Говард с видимым облегчением и спросил: — А тебя, я вижу, музыка не сильно привлекает?

Август неопределенно пожал плечами.

— Два года назад, — сказал он, — в столице одна девушка убила и расчленила своих родителей. Сама — в бега. За то, что они запретили ей музицировать и велели не маяться дурью, а выходить замуж. Вот такая музыка мне интересна. Вернее, что творится в голове у таких музыкантов.

Говард развел руками.

— А может, это не она убила? — предположил он и, поежившись, признался: — Я вот не представляю, как можно мамку с батькой убить да потом на куски покрошить. А тут еще и девушка… Может, кто другой убил, а на нее свалили?

Август усмехнулся. Его друг стремился видеть в людях только хорошее — поэтому они и подружились. Мало кто мог разглядеть человека в ссыльном каторжнике, а вот Говард разглядел и не пожалел об этом.

— Свидетели говорят, они каждый день скандалили. И однажды она сказала, что поубивала бы их всех за музыку.

Говард отмахнулся.

— Да ну. Тут все-таки мужская сила нужна, я полагаю. Лепят девке убийство, да может, ее самой в живых уже нет.

Август усмехнулся.

— В общем, вот она, сфера моих интересов. Это захватывает намного сильнее.

Говард посмотрел на него с каким-то отцовским пониманием. Дескать, ну такой вот сын уродился, ничего не поделаешь уже.

— Но на концерт его ты придешь? — спросил он. — Завтра, помнишь?

— Приду, — ответил Август. — Скуку надо как-то убивать, а это отличное оружие.

Он не стал рассказывать бургомистру о том, что девушка, убившая родителей за музыку, была родной сестрой великого Эрика Штольца. Скандал вышел страшный, его замяли только при участии высоких особ и больших денег, так что не стоило раздувать все это заново.