Аномалы. Тайная книга - Андрей Левицкий

— Хм… А наши не подумали, что это может быть ложная информация? Может, даже подстава.

— К письму были пристегнуты несколько фотографий. Любительских, видимо, на мобильник сделанных, — аномалы в этом поселке, возле дома на холме, потом — в самом доме. Эксперты пришли к выводу, что снимки не поддельные. Дина Андреевна срочно подняла какие-то архивы и определила, что на фотографиях действительно Новошепеличи. Но кто прислал письмо — неизвестно, обычный мейл на «Гугле».

Титор достал сигарету, размял по старой привычке, чиркнул зажигалкой и выпустил струю дыма в сторону отверстия, куда уходил сильный ток воздуха, — все это неторопливо, обдумывая то, что собирается сказать. Наконец он произнес:

— Сергей, я сейчас буду говорить, может быть, то, что поначалу покажется тебе странным… Мы никогда не обсуждали политику, да? Это не наше дело. Мы — силовики, оперативники, спецы, как угодно назови, но не политики. Мы на службе у них.

— Предполагается, что мы на службе у народа, — заметил Мальков.

— Кем предполагается? Народом? Никто так не думает… Сегодня второе марта. Послезавтра — за кого ты будешь голосовать?

Мальков отреагировал на вопрос спокойно:

— Я не хожу на выборы, Иван Степанович. Ни разу не ходил.

— Ни разу? — Титор удивился. — Надо же… А ты не слышал утверждение, что если не голосуешь, то не имеешь права жаловаться на правительство?

— Почему так? — спросил Мальков. — Какая в этом логика? Если ты голосовал и выбрал бесчестных людей, ты в ответе за то, что они творят. Ты создал эту проблему, ты их выбрал, и у тебя нет права жаловаться. Но я не голосовал — значит, не отвечаю за них.

— Поэтому и можешь ругать все то, что они делают? — Титор усмехнулся. — Я понял мысль. Первый раз в жизни я тоже не пойду на выборы. Это просто бессмысленно. Страна куплена и продана уже давно, и мероприятие, которое состоится через два дня, не значит ровным счетом ничего. Но не для них… Не для него.

— Для кого? — спросил Мальков.

Титор наклонился ближе.

— Для человека, чей голос мы вчера слышали в кабинете Манохова. Для того, кто создал КАС. Кто хочет стать нашим президентом. Теперь он не так популярен, а? Раньше его любили, народ любил — настоящий мужчина, самец, решительный, сильный, но теперь…

— Но его же все равно выберут, — немного растерянно возразил Мальков. — К чему вы это, Иван Степанович? Ведь не кого-то из оппозиции же… Они еще смешнее, да и не имеют никакой реальной власти.

— Люди могут просто не пойти на выборы. Очень многие. Даже большинство. Ты не идешь, я не иду, из всех моих знакомых… Я прикидывал этим вечером и вдруг понял: из тех, кого знаю, никто не пойдет. Не поверишь, даже стал приставать с вопросами. Караулов сказал, что нет, а Горбонос так и вообще покрутил пальцем у виска. Манохов, Дина — им не до того, они заняты, хотя речь идет о выборах нашего Куратора. Завхоз сказал, что у него клаустрофобия и он боится избирательных кабинок. Яков Мирославович просто отмахнулся, а Гринберг удивился, оба ничего не ответили, но было видно, что они считают это бессмысленной тратой времени. Вот и скажи мне: что будет, если не пойдут все? Ну — почти все? Не из протеста — просто потому, что лень, заняты, да и понятно же: незачем, бессмысленно. Можно посмотреть телевизор, съездить на дачу, напиться, погулять с ребенком, пойти в кино — но зачем тратить время на что-то, в чем нет вообще никакого смысла? Это и будет протестом. Самым лучшим протестом, когда народу просто похуй на власть и он игнорирует выборы. Не согласен?

— Нет, почему же, вероятно, вы правы, — сказал Мальков. — Но нашего Куратора всего равно выберут.

— Конечно. Только сколько ни подбрасывай «левых» голосов, провал выборов будет очевиден. Все осознают: народ эту власть не принимает. Я понимаю, что говорю сейчас чуть ли не лозунгами. Слишком патетично, как с трибуны. Такие выборы — удар по их самолюбию, по реноме, по всему, они могут стать началом конца клана, который сейчас хозяйничает в стране. Конец будет долгим и муторным для всех… И поэтому — что они хотят сделать?

— Использовать аномалов. Жреца.

— Именно. Представь себе Куратора, который входит в голову людей, к тому же вкупе с эмоциями, настроением: «Это он — защитник Отечества, Большой Отец, Главный Самец нашей большой дружной стаи. Он и его партия спасут и защитят, ну так встань, оторви жопу от стула, пойди и отдай им свой голос!» Представь: народ вдруг понимает, что любит своего правителя. И то, что называют «мировой общественностью», видит результат: за этого человека и его партию действительно голосуют, люди выбирают именно их, и явка на выборы, по крайней мере в центре страны, огромная. — Титор развел руками. — Это начало диктатуры, Сергей. Дальше для страны уже не будет ничего хорошего, никогда. — Он говорил все более взволнованно, скептичность покинула его, Иван Титор понимал, что коснулся по-настоящему важных вещей, которых всю жизнь избегал, даже говорить о которых стеснялся. — Германия тридцатых годов или современная Северная Корея — ерунда по сравнению с тем, что начнется здесь. Потому что у тех не было и нет аномалов, а у этой власти они есть.

Мальков глядел в пол. Титор щелчком отбросил фильтр прогоревшей сигареты, которой успел затянуться всего пару раз, и тот канул в круглом отверстии в стене.

— Вы хотите убить Жреца, — заключил Мальков тихо, не поднимая глаз.

— Да. И сделать это надо до десяти часов следующей ночи. То есть до того, как произойдет Контакт. Помнишь, что в наших внутренних циркулярах подразумевается под этим словом?

— Встреча одного из аномалов с Сущностью. Но, Степан Иванович, разве это что-то даст? Аномалов ведь много…

— Наоборот, их мало, а суггесторов и того меньше. Сейчас в распоряжении Куратора есть только один, и когда появится другой — неизвестно. До тех пор многое может измениться.

Он надолго замолчал, разминая новую сигарету, но так и не закурил.

— Я не дам им сделать этого. Прямо сейчас ничего не выйдет, вокруг аномалов крутится слишком много народа. Днем… нет, вряд ли. Значит, остается завтрашний вечер. Начало ночи, когда Жреца поведут в «Глубь». Тогда я и убью его. А ты поможешь мне, если захочешь. Можешь отказаться или даже сообщить им, — Титор ткнул пальцем вверх. — Решай.

* * *

— Что ты чувствуешь?

Егерь остановил «Ниву» на том же месте, где несколько часов назад стояло такси Адына. Было около двенадцати, светились окна в будке охранников. Квадратная башня из черного стекла едва угадывалась на фоне неба. На верхушке антенны на крыше горел огонек.

Стас закрыл глаза, вслушиваясь в ментальное пространство. Вот рядом мрачное, сосредоточенное сознание охотника, и два — недалеко от ворот, это охранники. Они напоминают курьера Васяню — словно начало труб, уходящих к Черной башне, на первом этаже которой есть кто-то еще… А дальше Стас углубиться не мог.

— Ничего не могу понять, — сказал он. — Вижу только охранников, и еще внутри не то трое, не то четверо.