Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

«Семерка». «Шестерка».

– Что с тобой, Мик? – с недовольством в голосе спросил дед.

Поехала на позицию новая мишень. Она перекрыла на мгновение боковую лампу, мигнул свет. Ник зажмурился: вспышка – высвечены бетонные стены, пульсирует коридор.

– Микаэль?

Ник осторожно положил «Беркут».

– Скажите, а вам не страшно?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, оставаться со мной в закрытой комнате, полной оружия.

– Не понимаю, о чем ты.

– Говорят, инициацию может спровоцировать даже столовый нож, неудачно попавший под руку.

– Какую инициацию, Мик? Что с тобой? Ты не заболел? – Дед тронул лоб тыльной стороной ладони. – Бледный какой-то.

– Я был сегодня в библиотеке. И попросил заодно материалы по проекту «Идентификация». Помните? В досье на Дёмина.

Дед нахмурился.

– Там одной строчкой. Проект, номер и… совпадение или вероятность, как я понял. Вы пытались вычислить про́клятых, а л-рей – это комплекс проклятий. Я тоже в этих списках.

– Интересно, – медленно произнес дед. – На основании чего ты сделал такой вывод?

Ник снова взял «Беркут».

– Во-первых, я родился в тот год, который попал под проект.

Медленный выдох. Прицелиться. «Девятка».

– Во-вторых, я кое-что вспомнил. Я бывал в медцентре УРКа раньше. В-третьих, то обследование, которое делал Борис… Я до сих пор в проекте.

«Восьмерка». Плохо.

– Вот как, – голос деда звучал сухо. – Мог бы и раньше порадовать старика, мол, подействовали таблеточки, память возвращается. Да и вообще… не бегать по библиотекам, а спросить прямо.

Выстрел. Еще один. Кисть занемела – расслабить!

– Тридцать четыре, – сосчитал дед. – Добей уж серию.

Ник стиснул зубы. «Семерка». Так, спокойно! Плавное движение, на выдохе… Заложило уши, пришлось сглотнуть.

– Восемьдесят семь.

Рука упала вдоль тела. Дед забрал у него «Беркут» и зарядил.

– Ну-ка…

Выстрелы – короткие тире.

– Тридцать четыре из пятидесяти. Старею.

Сменились мишени. От контраста черного и белого резало глаза.

– Давай так: выстрел в левую, два в правую, два в левую, один в правую и повторить. Сможешь? Не на серию, а примериться.

Ник кивнул.

– Начали!

Вдох-выдох, плавное движение. Пули рвут бумагу.

Ник положил «Беркут». Стукнуло железо по железу.

– Хватит.

– Ну, хватит так хватит, – согласился дед. – Передохни.

Морщась, Ник растер пальцы.

– Сядь.

Погасла большая часть ламп. Мишени спрятались в тени, высветился привинченный к стене столик. Дед откинулся на спинку стула и посмотрел на Ника.

– Не знаю, какие именно статьи ты читал, но, полагаю, вранья в них предостаточно. Знаешь, как пишут? Где-то услышал, но не дослушал, а что не сказали, сам придумал. Я действительно работал на проекте в первые его годы, и, уверяю, мы не пытались объять необъятное. Было развернуто четыре подпроекта: «Идентификация-один» – л-рей, «двойка» – энерговампиры, «тройка» – оборотни, четвертый – зеркало. Экспериментальные годы привязали к л-рею, вычислили по его предшественнику. Первичное просеивание осуществлялось в роддомах. Потом отбирались по другим параметрам. Работало несколько групп, каждая по своей методике. Кто из них прав – скоро узнаем.

– Когда пройдет инициация.

– Совершенно верно. По сути, «Идентификация» – просто красивое название. Набирается эмпирический материал, который будет использоваться на следующих итерациях. Пока же за подростками присматривает УРК. До окончания контрольного срока никто не может сказать, есть проклятие или нет.

– С Дёминым вы ошиблись? Восемьдесят три процента – это что, совпадение по критериям?

– Расчетная вероятность. Ты ожидал, что будет сто? Уверяю, за семьдесят – уже хороший показатель.

Ник переплел и стиснул пальцы. Дед рассматривал его из-под бровей – внимательно и отстраненно, точь-в-точь как на комиссии в детдоме.

– Ну и в какую категорию зачислили меня? – спросил Ник. Голос, к его удивлению, прозвучал спокойно. – Идентификация точка сколько?

Дед усмехнулся.

– Уже три года, как твоя папка похоронена в архивах. Догадываешься почему?

– Потому что я считался погибшим?

– Нет. Ты считался пропавшим без вести. Помнишь, я говорил, что ты должен был выжить? Тебя очень сложно убить, мальчик мой. Практически невозможно.

У Ника тоненько зазвенело в ушах. Он сглотнул.

– «Идентификация-один».

– Совершенно верно.

– Л-рей.

– Да. Если бы не Дёмин.

– Вероятность? – отрывисто спросил Ник.

– Восемьдесят три процента. Вот такое совпадение.

В ушах все еще звенело. Ник осторожно качнул головой.

– Cum feriunt unum, non unum fulmina terrent. Но зачем?

– Что ты имеешь в виду? Насколько я знаю, это переводится как: «Молния поражает одного, а пугает многих».

– Зачем еще другие? Л-рей может быть только один.

– Кто ж знает! Запас на непредвиденный случай. Жребий, и Псы взяли того, кто был ближе.

– Значит, не окажись я в Арефе…

– Микаэль, это только предположение. Нам неизвестно, каким образом Псы ищут л-рея.

– А по каким критериям нас выбрали вы?

Дед достал коробку с патронами и придвинул ее вместе с «Беркутом» Нику – заряжать.

– Ну, во-первых, ты мальчик. Ни одного л-рея-девочки история пока не знала. Во-вторых… Знаешь такое выражение: «родиться в рубашке»? На самом деле рубашка – это плодная оболочка. Обычно она разрывается самопроизвольно, но в редких случаях остается целой. Дышать в ней невозможно, и если ребенку не помогут, то он умрет. Понимаешь, это изначальный тест на живучесть. Какие-то параметры отслеживались по первым часам, какие-то – дням. Я уже не помню, да и не медик все-таки.

Ник положил заряженный «Беркут» на стол.

– А забавно бы получилось. Внук Георга Леборовски – л-рей. Вы же тогда состояли в партии? «За права человека».

– Состоял.

– А если с про́клятого можно снять проклятие и он будет как все, значит, он тоже человек. Интересно, вы бы меня сейчас ненавидели так же, как Дёмина?

У деда удивленно приподнялись брови.

– Ну что ты, Микаэль! Ненависть – это категория личных отношений. А л-рей… Просто функция. Кстати, после инициации он перестает быть тем, кем был когда-то. По сути его жизнь заканчивается.