Исчезнувшие - Анжела Марсонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кев, вскрытие в девять.
Сержант кивком дал понять, что все понял. Он там будет.
– Что-то еще, Стейси?
Девушка покачала головой.
К посланию были прикреплены фотографии с места преступления. Ким открыла первую и передала телефон Элисон.
– Прокрутите до фото с татуировкой.
Кто-нибудь в комнате наверняка знает, что это такое.
– Ночью мне звонила Дженни Коттон. – Ким повернулась лицом к сотрудникам. – Она тоже получила послание.
Шум в комнате показал, насколько все удивлены.
– Телефон находится у мистера Уорда, на случай, если будут еще послания. Текст очень короткий и прямой – в нем ее спрашивают, не хочет ли она продолжить игру.
– Боже, какая жестокость, – покачал головой Брайант.
– А может быть, это пранк?[49] – предположил Доусон.
– Сложно сказать, – пожала плечами Ким. – Послание поступило не с известных нам номеров, но он каждый раз использует новый, так что это нам мало поможет.
– А вы считаете, что это «наш» выродок? – Стейси наклонилась к Ким.
– Дженни хранила телефон в течение тринадцати месяцев в надежде, что тот снова зазвонит. – Ким вздохнула. – Тот факт, что звонок раздался как раз в то время, когда исчезли две наши девочки, не простое совпадение. Сложно поверить и в то, что это случайный пранк. О Чарли и Эми никто не знает.
– Командир, мы что, думаем, что… – Доусон поймал взгляд Ким.
– Нет, Кев, не думаем. Если Сьюзи Коттон играет во всем этом хоть какую-то роль, то самое большее, на что мы можем надеяться, – это возврат тела.
В комнате повисла тишина. Все понимали, что Ким имеет в виду. Для Дженни Коттон это и так было бы концом всех надежд.
– Какой кошмар, – сказала Элисон, возвращая телефон Ким.
Та согласно кивнула.
– Думаю, что мы можем на сто процентов согласиться, что это работа нашего объекта номер два. Есть какие-то мысли? – обратилась инспектор к бихевиористке.
– Если он и известен полиции, то за бесчеловечные, жестокие преступления. Он также может быть мясником или относиться к профессии, каким-то образом связанной с убийствами. Может быть, мы даже ищем бывшего военного.
– Солдата? – переспросил Брайант.
– Продолжайте, – подбодрила Ким.
Элисон утвердительно кивнула.
– Хорошо задокументирован тот факт, что до последнего времени лучшим оружием в вооруженных силах считалась ненависть. Солдатам вбивали в голову ненависть по отношению к врагам, с тем чтобы свести на нет муки совести за отнятые жизни. Если вы ненавидите владельца жизни, то вам легче ее уничтожить. Гнев и агрессия являются столпами военной жизни, но, чтобы создать эффективную машину для убийства, вам прежде всего надо лишить солдата человеческих чувств. Надо лишить его способности сопереживать, понимать, прощать. Иначе враг, умоляющий о пощаде, может заставить солдата заколебаться всего на мгновение, которого хватит на то, чтобы лишить его оружия и положить все отделение. И все это вполне логично, пока солдат не возвращается к мирной жизни. Вбитый в него образ мыслей – это не временное явление. Это не что иное, как измененное сознание. И вдруг враг неожиданно исчезает. И отцы-командиры – тоже. Так же, как и сослуживцы, объединенные единой целью. А после этого общество говорит солдату, что все, что он делал раньше, – неправильно. Что убивать неправильно, быть жестоким тоже неправильно. Но вы не можете просто стереть все, что было вложено в солдата, только потому, что теперь вы хотите, чтобы он жил в «правильном» обществе. Ненависть не исчезает. Она просто теряет ясную цель.
Ким посмотрела на своих сотрудников. Элисон наконец удалось завладеть их вниманием.
– Прошу вас, продолжайте, – попросила она. – Этот человек находит наслаждение в процессе убийства, что видно по телам Брэда и Инги. И он должен был этому где-то научиться.
– Если объект номер два служил в армии, то он был бы там на своем месте и никогда, скорее всего, добровольно не демобилизовался бы.
– Мы имеем дело с гребаным механизмом, – высказался Доусон.
– Не совсем так, – пожала плечами Элисон. – У него есть свои слабые места, только они спрятаны глубоко внутри и имеют отношение только к его собственным ощущениям. Вернувшись в гражданское общество, он сейчас оказался на незнакомой ему территории. Скорее всего, он сбит с толку, растерян и считает себя брошенным на произвол судьбы. К сожалению, все эти эмоции только подпитывают его злобу. И если я права, то девочкам есть чего бояться, – тут Элисон повернулась к Ким.
Той вовсе не требовалось дополнительного подтверждения этому.
– Неужели он ничего не почувствует, причиняя боль невинным созданиям?
Благослови господи вечный оптимизм Брайанта. Он всегда верит в то, что у каждого человека есть определенные границы, через которые он не может переступить. Ким не уставала удивляться, как, работая на такой работе, он умудрялся сохранять эту свою наивность.
– Уже нет, – покачала головой Элисон.
– После вскрытия продолжай свое расследование, – велела Ким Доусону.
Тот кивнул, схватил куртку и направился к двери. Вуди дал ему пройти, но не стал закрывать дверь.
– На пару слов, инспектор, – предложил он, выходя из комнаты. Покидая комнату, Ким услышала, как Брайант пропел первые такты похоронного марша.
Она догнала старшего инспектора, когда тот подошел к своей машине, припаркованной возле пруда.
– Вы знаете, что Болдуин практически ежечасно требует от меня отчетов о ходе расследования?
Ким чуть не съязвила, что она обязательно передаст это похитителям, но вовремя сдержалась.
– Вы понимаете, что здесь поставлено на карту? – спросил Вуди.
– Жизнь двух девятилетних девочек, которых зовут Чарли и Эми.
– И?..
– Сэр, при всем моем уважении, должна сказать вам, что вы напрасно тратите свое драгоценное время. И мое тоже. Для меня нет большей мотивации, чем надежда увидеть этих девочек целыми и невредимыми. Ничто в мире не может заставить меня работать быстрее, больше или тщательнее, чем я работаю, и если…
– Я все это вижу, Стоун. Я только что ознакомился с тем, как вы ведете расследование, и мне нечего к этому добавить.
– Тогда вы, сэр, занимайтесь политикой, а мне предоставьте заниматься девочками. – Ким примирительно улыбнулась.
Поколебавшись, Вуди открыл водительскую дверь.
– Просто верните их домой, Стоун, – произнес он, захлопнув ее.