Дочь болотного царя - Карен Дионне

Все это время Кусто и Калипсо прыгают вокруг меня и забегают вперед, как обезьянки.

– Ты сможешь! – настаивают они, когда мне кажется, что я уже не могу.

В конце концов я добираюсь до вершины. Закидываю ногу наверх, перекатываюсь на спину и выдыхаю. Восстанавливаю дыхание и поднимаюсь. Оглядываюсь по сторонам, жду, что Кусто и Калипсо сейчас поздравят меня с геркулесовым подвигом, но рядом со мной больше никого нет.

Я вышла из дровяного сарая и вернулась в дом. Мои руки тряслись. Я не хотела оставлять Охотника висеть в наручниках. Труп нужно было обмыть, привести в порядок, одеть в хорошую одежду и завернуть в бересту, а затем похоронить в лесу в небольшой могилке. Обычно священник или медицинский работник говорит с умирающим, перед тем как тот отойдет в мир иной, предлагает ему выпить или покурить напоследок. Я надеялась, что отец похоронит Охотника в соответствии с индейскими традициями, а не выбросит его тело в мусорную яму.

– Бензин, – сказал Кусто. – Нужно наполнить бак снегохода, чтобы тот не заглох.

– Он прав, – подтвердила Калипсо. – Ты не знаешь, как долго Охотник катался, пока не появился здесь. Бак, должно быть, уже совсем пуст.

Я понимала, что мне следовало самой об этом догадаться, но все происходило так быстро, что трудно было понять, что именно нужно сделать. К счастью, Кусто и Калипсо оставались рядом и помогали мне. Я подтолкнула снегоход к нашей водонепроницаемой бочке с бензином. Отец отслеживал уровень бензина, засовывая палку в дырку в крышке, и рисовал снаружи линию, чтобы знать, сколько бензина у нас осталось. Он не обрадуется, когда узнает, что я взяла немного без спроса.

– Думаешь, этот бензин подойдет?

Жаль, что я не спросила об этом Охотника, когда была возможность.

– Снегоход издает такой же звук, как бензопила, – сказал Кусто. – Ему подойдет та же смесь.

Отец разбавлял бензин для пилы пинтой масла на каждые два галлона, так что я налила масло в большой красный железный бидон и добавила в него бензина, а затем вылила всю эту смесь в бак снегохода – столько, сколько влезло.

– Наполни бидон еще раз, – посоветовала Калипсо. – И привяжи сзади, на всякий случай. Кто знает.

Я побежала в сарай за веревкой, затем вернулась, привязала бидон с бензином и подтащила снегоход так близко к заднему крыльцу, как только могла. Кусто и Калипсо ждали на крыльце, когда я вошла в дом. Мама все еще сидела за столом. Ее голова лежала на руке, глаза были закрыты. Волосы у нее были взлохмаченные и влажные. Сначала я подумала, что она умерла. Но затем она подняла голову. От боли ее лоб избороздили морщины, а лицо побелело. Она попыталась встать, но покачнулась и снова села. Отвести ее к снегоходу будет сложнее, чем я думала.

Я закинула ее здоровую руку себе на плечо и схватилась за запястье, а другой рукой обняла ее за талию и помогла подняться на ноги. Судя по солнцу, был уже почти полдень. В это время года, когда мы заканчивали ужинать, становилось уже совсем темно. Я надеялась, что шести часов нам хватит.

Я окинула кухню прощальным взглядом: посмотрела на наш стол, на печку, на отцовское белье, сохнущее на натянутой над печкой веревке, на посудный шкаф, где мы хранили тарелки для пирогов, потому что мама никогда не пекла пироги, на полки, заполненные желе и вареньем. Я хотела было собрать еды в дорогу, но Кусто и Калипсо покачали головами.

Мы начали спускаться вниз по ступеням. Я боялась, что мама упадет, и тогда я уже ни за что не смогу ее снова поднять, поэтому Кусто и Калипсо шли по бокам, чтобы удержать ее от падения. До снегохода мы добирались очень долго. Усадив маму, я тут же оббежала снегоход и перебросила ее ногу на другую сторону.

– Как думаете, может, ее привязать?

Мама была такой вялой, что с трудом могла сидеть.

– Это не помешает, – сказала Калипсо.

– Только поспеши! – добавил Кусто.

Как будто я и без того не спешила.

Я бросилась в сарай за веревкой, вернулась, обвязала ее вокруг маминой талии и привязала концы к ручкам. Надела шлем Охотника. Он был очень тяжелым. Стекло было таким темным, что я почти ничего не видела. Я сняла шлем и надела его на маму, а затем обошла снегоход и достала из бардачка запасной ключ. Охотник сказал, что у снегохода какой-то там электрический запуск, так что мне нужно лишь повернуть ключ. Он сказал еще, что если двигатель не заведется – ведь снегоход стоял несколько дней и ночей на сильном холоде, – тогда нужно сразу же отпустить ключ, чтобы не сжечь стартер, и повторять этот прием, пока двигатель не заработает. Я надеялась, что все окажется не так сложно, как звучит.

Я втиснулась между баком с бензином и мамой, перегнулась через нее и схватилась за ручки. После двух попыток двигатель ожил и взревел. Я наклонилась в сторону, чтобы видеть дорогу из-за маминой спины, сняла снегоход с тормозов и нажала на рычаг газа. Машина рванула вперед. Я отпустила рычаг, и она немного замедлилась, как и говорил Охотник. Снова нажала на газ, и снегоход опять прыгнул вперед. Я сделала круг по двору, чтобы прочувствовать машину, а затем нажала на рычаг и выехала на тропу, с которой спустился на холм Охотник.

– Ты в порядке? – крикнула я, когда мы оказались на болоте.

Мама не ответила. Я не знала, почему она меня не услышала, из-за шлема или потому что снегоход ревел слишком громко. Может, и по другой причине, но я не хотела об этом думать.

Я изо всех сил сжала рычаг скорости. Ветер обжигал мне щеки и трепал волосы. Мы мчались так стремительно, что мне хотелось кричать. Я оглянулась через плечо. Рэмбо легко бежал следом. Датчик, о котором мне рассказывал Охотник, указывал на цифру 12. Я и не представляла, что Рэмбо умеет так быстро бегать.

По пути я размышляла о своих дедушке и бабушке. Мне было интересно, какие они. Охотник сказал, что они никогда не прекращали искать маму, что они ей очень обрадуются. Я задалась вопросом, понравятся ли они мне. Что они подумают обо мне? Если у них есть машина, каково будет проехаться на ней? Смогу ли я когда-нибудь отправиться с ними в путешествие на поезде, или на автобусе, или на самолете? Мне всегда хотелось посетить земли яномами в Бразилии.