Иллюзия отражения - Петр Катериничев

– Хочу устроиться сторожем. Как спасатели мы уже доказали свою несостоятельность.

– Кажется, я предложила тебе работу получше.

– Спасибо.

– Ты согласен?

– Да.

– Хм.

– Ты недовольна, Бетти?

– Твое согласие какое-то легковесное, что ли. Неискреннее.

– Какая может быть искренность, когда дело идет о миллионах?

– Миллионы сами по себе ничего не стоят. Просто они дают другой уровень свободы.

– Ты знаешь, какой?

– В том-то и дело, что никогда не пробовала. И уже хочу. Очень хочу.

– Человек подсознательно выстраивает себе ту жизнь, какую заслужил.

– Дронов, не будь нудным!

А что мне остается? Приятных мыслей немного. А из неприятных самая скверная такая: а что, если всю ситуацию замутили мои бывшие коллеги? Которые под прикрытием высокой государственной политики пашут на себя и свое светлое будущее, естественно, полное неги и роскоши? Если задуман «большой шантаж», счет пойдет на миллиарды. И кто тогда я? Кукла Петрушка, надетая на чьей-то бестрепетной руке? Что бывает с куклами после представления – известно. Как напел классик: «Кукол снимут с нитки длинной и, засыпав нафталином, в темный ящик сунут на покой...» Как тут не стать нудным? При эдакой перспективе?

Ладно. Дело нужно делать.

– Бетти, а почему ты оказалась здесь?

– Просто сопоставила. Девчонка Сен-Клера – русская, хозяйка «Веселого дома» – тоже. Приезжаю, и что вижу? Дронов собственной персоной раздумчиво пьет кофеек!

– Ты считаешь, я посвящен в суть и смысл действа?

– Да никоим образом. Тебя играют втемную. На этом и строится мой расчет.

– Расчет чего?

– Успешной вербовки. Лучше работать на себя, чем на непонятного дядю. Ведь не за идею же здесь все это заворачивается!

– Как знать.

– Ты серьезно?

– Абсолютно. Что есть идея? Для одних – светлое прошлое, для других – жизнь, отданная «во имя», для третьих – возможность стать вождями и знаменами.

– Вождями и знаменами становятся, как правило, после смерти.

– Это никого не останавливает. К тому же бывают исключения.

– Дронов, прекрати демагогию. У нас есть цель: заработать по миллиону. А то и по полтора. Все остальное – суесловие. Давай получим деньги и дальше займемся каждый своим. Ты, если тебе это так мило, можешь устроиться спасателем за свой счет и продолжать бороздить просторы здешнего пляжа. Размышляя об идеях, знаменах и знаменосцах. А сейчас больше – ни полслова о вечном. Только о конкретном. Ты готов?

– Всегда готов.

– Почему ты объявился у этого «Веселого дома», Дронов?

– Хотел поговорить с Люси Карлсон.

– Ты знал, что она русская?

– Да. Мы даже общались.

– И о чем дообщались?

– Пока ни о чем.

– Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Откуда мне знать, Бетти, о чем ты думаешь?

– В «Замке снов» клиентов кодировали на самоубийство. Вот что. И в этом случае ничего дельного твоя соотечественница нам не ответит. Если ее не прижать. Значит, нужно прижать.

– Ты добрая, Бетти.

– Я думаю, ты не добрее, Дронов.

– Поговорим лучше о девушке Сен-Клера.

Кински пожала плечами:

– Добавить мне нечего. Она пропала.

– Где она жила?

– В особняке на юго-западе, в пригороде Саратоны. Ее тоже нужно найти. Или хотя бы установить, кто она такая!

Вот и верь после этого женщинам! А Даша Бартенева утверждала – у молодых людей с местом для встреч была сущая напряженка!

– Это ее особняк?

– Какой-то компании, не суть важно.

– Отчего?

– Дронов, не прикидывайся простаком. Владельцем особняка может быть дюжина юридических вывесок, одна за другой...

– Угу, – согласно кивнул я. – Как анфилада зеркал.

– И до настоящего владельца можно так никогда и не добраться.

– Кто оплачивал аренду?

– Это выяснить тоже не удалось. Какая-то фирма, каких тысячи.

– Как зовут девушку?

– Катя. Она всегда представлялась как Кэт. И говорила только по-английски.

– С чего ты решила тогда, что она русская?

– Поговорила с прислугой. Девица разговаривала по телефону по-русски.

– Прислуга понимает по-русски?

– Нет. По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление. А там – кто его знает.

– Тогда это мог быть польский, словацкий, украинский, болгарский...

– Зачем девушке в разговоре с Москвой говорить по-польски?

– Она разговаривала с Москвой?

– Ну, не со всею вашей столицей разом, с отдельным человеком, я полагаю.

– А ее полное имя?

– Не знаю.

– Фото ее у тебя есть?

– Да. – Бетти выложила на столик несколько снимков. Везде девушка была снята вместе с Эдгаром. – Знакомую не признал, Дронов?

– Нет. А что, должен был?

Кински пожала плечами:

– Кто вас знает.

– Ты не пыталась выяснить ее имя?

– Отчего же. Походила по компьютерным клубам, в каких девушка бывала, там ее знают как Кэт Джонсон. Или Китти. Котеночек. Да в клубах никто никогда фамилиями друг друга и не интересуется: у них все «ники». Игра такая.

– «Гусарская рулетка, опасная игра, гусарская рулетка – дожить бы до утра...» – напел я машинально.

– При чем здесь гусары? – спросила Бетти.

– Так. На ум пришло.

– Я знаю, гусары – это древние воины.

– Не такие уж древние.

– «Гусарская рулетка» – это «русская»?

– Да.

– Это была твоя... оговорка?

Ха. Разбор оговорок – существенная часть психоанализа. Одно лишь плохо: Фрейд не придумал ничего, кроме как распространить собственные комплексы на все тогдашнее население Европы и Америки. Раннебуржуазная мораль давила детишек, как пресс, и вырастали они дергаными и закомплексованными от собственных «несовершенств» и изнурительной и бесперспективной борьбы с природой; ну а поскольку дельце оказалось прибыльным, психоанализ расцвел пышным вереском. Где еще, как не в кабинете доктора, можно сколь угодно долго болтать о себе самом и чувствовать себя при этом не психопатом, а «очень сложной личностью»! И все – за каких-нибудь сто долларов в час!