Сказания Фелидии. Воины павшего феникса - Марина Маркелова

И снова слова пролетели мимо. Даже полу — мертвый взгляд узника не дернулся.

— Он, вообще-то, живой? — спросил Римальд у тюремщика еле слышным шепотом.

— Живой, — кивнул тот, — только помешанный. Я же вам говорил. Сидит в каком-то своем мире, пока что-нибудь его не заденет за живое. И побольнее.

— Вот, как, — Римальд нахмурился и почесал подбородок, — побольнее, говоришь?

И вдруг, коварно изменившись в лице, бросил пленнику жестокие слова:

— А как твоя жена, Аллер? Она погибла?!

И попал в цель. Как цепной пес на вора, бросился вперед Аллер. Загремели цепи, вытянулись в струны, сдерживая узника, отдернули назад вытянутые для атаки руки. Так он и замер, скованный, неповоротливый в метре от решетки, за которой стоял Римальд. Только лицо узника не изменило выражения. Оно осталось бесстрастно-окоченелым — лицом, на котором жили только глаза, теперь безжалостно буравящие своего врага.

— А ты не такой уж безумец, каким хочешь казаться, — сквозь зубы промолвил Римальд, оглядывая с ног до головы своего недавнего воина, — что-то понимаешь, соображаешь. Слушай меня, если твоя жена и погибла, то она сама виновата. Нечего было оставаться в городе. Их всех предупреждали, и было время уйти.

Аллер снова дернулся, порываясь освободиться и наброситься на того, кто позволял себе подобные бесчувственные слова.

Глядя на него, Римальд прищурился, чувствуя, как в сердце зарождается огненная обида. Дай Аллеру свободу, он действительно набросился бы на него, убил бы. То есть сделал бы то, что уже делал. Других доказательств не требовалось.

— Ты, — тон Римальда пополз выше, превращаясь в гневно-осуждающий, — не ожидал я такого от тебя, Аллер. Ни от кого из своих всадников, но от тебя меньше всего. Что ты натворил, Аллер? Да ты даже не предатель, после этого. Ты — подлый ублюдок! Ты посмел поставить свои интересы выше интересов Фелидии, ты преступил клятву…

— Какую из?

Римальд чуть не поперхнулся. Вопрос Аллера, как будто вырвался из груди, обрел звук в воздухе, а не в глотке, потому что Римальд даже не увидел, как шевельнулись губы пленника. Он просто услышал хриплый и беззвучный голос, в котором с трудом узнавался человеческий.

— Что? Что ты сказал? Нет, я думал, что ты хоть раскаиваешься, сидя за решеткой. Что ж, Аллер, я даже рад, что ты здесь. Ты — несмываемое клеймо на «Крылатом». Будь ты проклят, Аллер. Ты и весь твой род. И не думай отсидеться за решеткой, тебе не будет подобной роскоши.

Римальд развернулся и шагнул к удивленному тюремщику.

— Мне нужно видеть судей, — бросил он в лицо мужчине, — и немедленно. Как это можно сделать?

— Никак, — пожал плечами растерянный тюремщик, — они не принимают посетителей. Они только отдают распоряжения, когда хотят беседовать с кем-то из заключенных.

— Хорошо, — Римальд продолжал наступать, — тогда куда они просят приводить заключенных. Я должен лично говорить с ними и как можно скорее.

— Да к чему такая спешка?! Уверен, и без ваших разговоров, они во всем разберутся. Судьи народ непредвзятый, парню не отвертеться.

— К чему спешка, спрашиваешь? Так я тебе отвечу. Этот человек виновен с гибели нескольких воинов, которые даже не в схватках пали. Они были убиты изподтишка, не ожидали удара, верили своему убийце! И это чудовище оказалось из моего отряда! Я годами добивался идеальной военной дисциплины, а теперь, из-за одного прогнившего звена все рушится до основания. Я не успокоюсь, пока этого пленника не постигнет самая высшая мера наказания. Другой он не заслуживает.

Тюремщик, удивляясь напору Главы «Крылатого», всмотрелся в узника, задумчиво покачал головой.

— Ну, я ничего не обещаю, — промолвил он несколько секунд спустя, почесывая подбородок, — с судьями тяжело разговаривать. Но, я постараюсь что-нибудь придумать, раз у вас такая сложная ситуация.

— Благодарю вас, — остыл Римальд, — вы правильно меня поняли. Преступники должны быть наказаны. И так наказаны, чтобы другим неповадно было.

За решеткой послышалось громыхание цепей. Аллер оставил попытки нападения, развернулся и сел возле стены в ту же позу, в которой его застал Римальд. До своей дальнейшей судьбы ему не было никакого дела.

Азея не ждала этой встречи. Настроенная только на то, чтобы в бесконечных рядах раненных найти мужа, она ни на что постороннее не обращала внимания, продвигалась осторожно вперед все дальше и дальше, пропуская мимо стоны несчастных и укоры девушек — лекарей, которым очень не нравилось, что кто-то без дела расхаживает в лазарете и мешает им работать. Азея была бы рада помочь, но не теперь, когда ее ждали дома двое детей, а она, во что бы то ни стало, должна была найти Линварда.

Духота подземелья, насыщенная месивом неприятных запахов, щекотала и раздражала нос. Раненные, которым не нашлось места в разбитом городе, лежали на самодельных, наскоро сколоченных лежаках, на соломенных тюфяках, плотно друг к другу, одни в сознании, другие — в бреду. Не хватало рук, лекарств, одеял, камеры подземелья полнились страданиями и смертью. Крики о помощи заглушали разговоры. Лишь с некоторыми неотступно сидели родные. Не веря своему счастью, переполненные надеждами, они заглядывали в лица выживших близких, ждали просьб и разрешения покинуть это неприятное место. Осада закончилась, однако последствия ее продолжали изводить людей.

Азея протискивалась, стараясь не думать обо всем увиденном. Она искала, только не находила и с каждым новым неузнанным лицом, отчаяние все сильнее давило грудь. Что делать, если Линвард не найдется, Азея даже подумать боялась. Возложив всю ответственность на «будь, что будет», она целиком сосредоточилась на поисках, поэтому и чуть не закричала, когда чья-то рука слегка, только чтобы задержать, сжала ее плечо.

Азея резко обернулась. Рука незнакомца отпустила и отдернулась. Женщина увидела перед собой мужчину. Половину лица его скрывали намотанные в несколько слоев повязки, превратившиеся из-за пропитавших их мазей и растворов из белых в плесневело-зеленые. Мужчина был высок, но сильно и низко сутулился. Причиной тому была не по росту подобранная палка, на которую он вынужден был опираться. Пожелтевшие лохмотья: рубашка, лишенная нескольких пуговиц и распахнутая на перевязанной груди, забрызганные грязью брюки и посеревшие от пыли сапоги — служили ему не самой скудной одеждой. Другие и подобного были лишены. Но облик незнакомца лишь ненадолго привлек внимание Азеи. Уже через секунду, она, ошеломленная, смотрела на него во все глаза, а губы сами по себе прошептали:

— Адрис… Это вы? Слава Богам, вы живы.

— Жив, — ответил знакомый голос, — повезло вот. Я не могу сказать, что рад вас видеть здесь, но бесконечно счастлив, что с вами все в порядке.

Азея потупилась. Вдруг вспомнилось последнее признание Адриса и его смелый, отчаянный поцелуй. На миг она замешкалась, не зная, как лучше себя вести в подобной ситуации, но затем осмелела.