Дядя Леша - Елена Милкова

— Клюнуло! — обрадовался Дубинин, которому принадлежала вся эта затея с устройством Наташи на работу.

Для похода на собеседование Наташа получила в родном учреждении кожаные брючки и такую же жилетку, а затем, по настоянию Плещеева, сходила в салон красоты, где ей сделали вечерний макияж, то есть разрисовали так, что теперь Наташу не узнал бы и родной брат.

Плещеев также не сразу понял, кто стоит перед ним, хотя сам же вчера вручил Наташе «прикид», как он именовал кожаные шмотки.

— Все-таки что с женщиной делает косметика. — воскликнул он.

— Вы думаете, я стала лучше? — спросила Наташа.

— Вы неправильно ставите вопрос. Не лучше и не хуже, это просто не вы.

Марина Викторовна Пиновская, спешившая куда-то по коридору, остановилась как пораженная громом:

— Это Наташа? Господи, будете богатой: я вас не узнала.

— Наташа идет на задание. По вашей с Дубининым линии. Помните, вы звонили в одну интересную организацию, работу искали?

Только теперь Марина Викторовна поняла, куда собирается Наташа:

— Да вы что, Сергей Петрович, она же ребенок!

— Она сотрудница «Эгиды-плюс», — сказал Плещеев. — И потом, Марина Викторовна, дорогая, неужели вы думаете, что ребенок останется у нас без присмотра? Видите вот эти металлические кнопочки? Мне продолжать или и так понятно?

Под одну из заклепок на кожаной жилетке был закамуфлирован «жучок».

— Не дрейфь, Наташа, все будет в порядке. Наташа посмотрела на Плещеева. Было страшновато, но уверенность руководителя «Эгиды» передалась и ей. Кроме того, этот новый наряд, боевая раскраска сделали ее другим человеком. Каким — еще не очень понятно, но не таким робким и застенчивым, каким была в обычной жизни Наташа Поросенкова. В приемную вошел Саша Лоскутков:

— Мы готовы.

— Ну давай, Наташа, ни пуха. А вы, ребята, — Плещеев обернулся к Лоскуткову, — не дайте девушку в обиду.

— Какой разговор, Сергей Петрович!

Лидия в последние несколько недель жила как в тумане. Все началось тогда, в «Астории», на дне рождения Кристины. Для Лидии этот вечер стал поистине звездным. Никогда раньше она не чувствовала себя красавицей, сердцеедкой, умной и интересной, способной затмить даже Кристину (которой Лидия завидовала с самого первого класса). Никогда раньше на нее не обращали внимание одновременно ДВА мужчины. И каких! Один был простоват, но зато влюбился по-настоящему, другой был просто героем из мечты, принцем, романтическим видением. Всемогущий красавец! Никогда в жизни Лидия за один-единственный вечер не получала столько комплиментов сразу. Было отчего голове пойти кругом.

Лидия была удивительным экземпляром рода человеческого. С одной стороны, очень последовательная и логичная, она постоянно чем-то увлекалась, будь то идея, человек или какое-то занятие, и тогда в этом увлечении доходила до крайности и переходила всякую меру, оставаясь при этом, как ни парадоксально, логичной и последовательной в своем полубезумном увлечении.

Еще в школе она увлекалась балетом и в тот период знала наперечет всех исполнителей вплоть до тех, кто никогда не поднимался выше кордебалета, потом Борисом Гребенщиковым и сутками напролет дежурила в парадной на улице Софьи Перовской, где он тогда жил, и могла перечислить все написанные им песни — по годам, по альбомам, по темам и прочему. Затем это увлечение прошло, и все кассеты «Аквариума» были безжалостно стерты, так как Лидия занялась изучением французского языка, и вместо «Треугольника» и «Русского альбома» теперь из ее магнитофона неслись округлые галльские гласные.

И все это время Лидия в некотором роде увлекалась Кристиной. Правда, это было совсем особое увлечение: Кристина вызывала в ней восхищение и в то же время зависть, и чем сильнее было восхищение, тем сильнее грызло ее чудовище с зелеными глазами, и наоборот. Другими словами, Лидия очень любила Кристину и приписывала ей не только заслуженные достоинства, такие как красота и художественные способности, но и не вполне заслуженные, например умение нравиться окружающим. Просто оно было чуть выше, чем у самой Лидии, которая, будучи подростком, обладала полным отсутствием этого умения. Только к десятому классу Лидия осознала, что завидует подруге; пытаясь работать над собой, боролась с этим недостойным чувством, но иногда оно все-таки прорывалось.

Когда Лидия поступила на факультет дефектологии, она не испытывала к этой области педагогики решительно никакого интереса, а выбрала ее только потому, что конкурс там был ниже, чем на другие факультеты. Но, поступив туда, она вдруг увлеклась совершенно новой для нее деятельностью — обучением и психологической помощью глухим детям. Если первого сентября на занятия пришла скучающая и равнодушная пять минут назад абитуриентка, то через месяц Лидия Паршина превратилась в фанатика-энтузиаста, день и ночь зубрившего язык глухонемых. Она даже специально затыкала уши вощеной ватой и так ходила часами и дома и по улице, чтобы лучше понять, как именно воспринимают окружающий мир ее будущие подопечные.

Попутно следовали параллельные мелкие увлечения: очищение организма по Бреггу, хиромантия, Бетховен (потому что он тоже был глухой), Лев Гумилев, сыроедение, Кашпировский, феминизм, Егор Гайдар и другие совсем недолгие увлечения, которые быстро проходили, но в своем зените также могли произвести на наблюдателя поистине устрашающее впечатление. Примером последнего может быть совсем кратковременное увлечение книгой Эрика Берна «Игры, в которые играют люди». Несчастная Кристина попала как раз в эпицентр событий, когда Лидия требовала у нее четкого ответа на вопрос: по какой сказке она живет. Лидия, порывшись в памяти, к собственному неудовольствию, вспомнила, что ассоциировала себя с той самой феей из «Спящей красавицы», которой не досталось золотой ложки.

Увы, Лидия и сама считала, что в жизни ей многого не досталось. Она видела себя уродкой, а других красавицами, себя — бедной, а других, по крайней мере, зажиточными, своих родителей — посредственными, а родителей многих своих знакомых — людьми с теми или иными связями. Короче, она часто считала себя обойденной.

И тут случился вечер в «Астории». Она оказалась в центре внимания, впервые в жизни на нее посмотрел блестящий молодой человек — Антон, а заодно и более заурядный Гриша Проценко. Правда, Гришу она сначала также не отвергала — принимала его ухаживания, даже сходила с ним в кафе и на дискотеку. Но только до тех пор, пока она не поняла, что ОН — великолепный Антон — также всерьез за ней ухаживает. И тут Лидия потеряла голову. Причем так, как никогда в жизни. Даже когда она днями напролет стояла в парадной, мечтая увидеть если не самого Гребенщикова, то хотя бы его жену Люду с маленьким Глебом, даже когда отказывалась говорить на любом ином языке, кроме французского, поминутно произнося какие-нибудь charmant или bien sur с безупречным носовым и передним сгубленным, даже когда залепляла уши вощеной ватой, она не отдавалась с такой полнотой своему увлечению.